— Я?!.. вполне… Разбирайте свои деньги… И кончено. Я же их все равно ни за что не возьму.
Старый инженер пожал плечами.
— Постойте, ротмистр, — сказал он спокойно. — Я вижу, вы новичок… Вы думаете… Мы же не на орехи играли… Эт-то оч-чень серьезно… Такие шутки недопустимы… Это ребячество.
— Я вовсе и не шучу.
— Хор-шо-с! Ну, а допустим, если бы вы проиграли?
— Я и проигрывал… Заплатил бы проигрыш и ушел.
— А, если бы мы, как вы, вашего проигрыша не взяли.
— Это уже ваше дело.
— Господа, — взвизгнул, становясь из белого внезапно красным, Замятин, — это оскорбление… Это чорт знает, что такое!
Спокойствие и уверенность Петрика сбивали с толка его партнеров.
— Я, господа, не имел и не имею никакого намерения кого бы то ни было оскорблять, — сказал Петрик. — Мне ваши деньги просто не нужны… Если угодно знать — я свои взял. Теперь прошу вас разобрать и ваши..
— Я этого так не оставлю, — пробормотал Замятин. — Никто мне морали писать не может.
Петрик отходил от стола.
— Если господин офицер пошутил, так это же его дело, — сказал Барышев и стал, как бы машинально, ни о чем не думая, отсчитывать от кучи свой проигрыш.
Канторович последовал его примеру.
— Такие шутки… мораль… недопустимы, — весь красный, брызжа слюнами говорил Замятин. — Ведь это, господа, дон-кихотство какое-то! — Погодите, господа…
Не берите так…
Петрик выходил из комнаты в залу. Слышал он, или не слышал эти слова — он не обернулся.
В игорной комнате поднялся страшный шум. Все, по выходе Петрика, заговорили сразу.
— Этот офицеришка, однако, здорово задается.
— Как он смеет! Я от него удовлетворения потребую… Этакий нах-хал!..
Позвольте, господа, зачем вы берете деньги?… Маль-чиш-ш-ка! — кричал Замятин.
Только его деньги и оставались на столе.
— Э, Борис Николаевич — полно, милый, — говорил Барышев. — Не надо было приглашать его. Сыграли вничью… Только время золотое потеряли.
— Как он от таких денег-то отказался — шипел старый инженер. — Нищий!.. Хар-рактер…
— Почти пятьдесят тысяч было, — сказал угодливо Барышев. — Несмысленыш.
У осы на задних лапках горели щеки.
— Это я понимаю! — сказала она и хлопнула в ладоши.
Замятин злобно скосил на нее круглые глаза.
— Таким рожи надо бить, — мрачно сказал он и, не считая, ссыпал деньги в кожаный мешок, висевший на спинке его стула.
— Ну, рожи-то вы ему, однако, никогда не побьете, — холодно и строго сказал Старый Ржонд.
— Почему вы так думаете? — огрызнулся Замятин.
— Да потому, милый мой, что у него рожи нет. И прошу вас взять ваши слова обратно.
