Матильда Германовна, как некий дух, сопровождающий Петрика, подвела его к столу, где сидели ее муж, подрядчик Барышев, Канторович и какой-то старый инженер, кого Петрик не знал, с Владимиром на шее. Перед Замятиным лежала толстая пачка сторублевых бумажек, оклеенных еще бандеролью, Барышев выложил на стол толстый, объемистый кожаный бумажник, у Канторовича кредитки, как крепостною стеною с башнями, были окружены аккуратными столбиками золотой монеты.
— Вот, господа, вам и еще партнер, — сказала Матильда Германовна.
— Мазать будете? — пренебрежительно щурясь, спросил старый инженер.
— Нет, играть, — спокойно сказал Петрик.
— У нас игра большая, — сказал сердито инженер. — Меньше ста ставки не бывает.
Замятин подвинул Петрику стул. Петрик молча сел и достал свой бумажник. В нем были все его сбережения — приданое Настеньки — по Мариенбургской терминологии — девять «попов» и один «архиерей» — девять Катенек и Петр — тысяча девятьсот рублей.
Банк держал Замятин. Петрик невольно поддавался общему серьезному настроению.
Точно сквозь все его тело, как в виолончели, были протянуты струны и только ударь по ним — зарыдают. Но наружно он был спокойнее всех. Он был почти небрежен. У Барышева, когда он принимал карты, лицо менялось, у Канторовича, закуривавшего толстую папиросу с золотым мундштуком, дрожали руки и никак не загорался фитиль в зажигалке.
— У вас, верно, бензина нет, — сказал Замятин.
— Да нет же, наливал.
Замятин зажег свою и подал Канторовичу.
— Сдавать? — сказал Замятин. Молчание стало за столом.
Мягко летели карты и беззвучно падали на зеленое сукно стола. Игроки брали их, приподнимали и засматривали.
— Еще…
— Пожалуйте-с…
— Куплю еще.
Карты открывались.
— Ваши!
И с тихим шелестом и легким звоном кредитки и золотые монеты передвигались к выигравшему.
Сотня за сотней, «поп» за «попом», уходили из бумажника Петрика и сыпались в гору денег банка. Он уже разменял «архиерея» на десять «попов» и продолжал проигрывать. Ему казалось порою, что и им начинает овладевать власть игры и денег. Но он сейчас же справлялся с собою и напускал холод в свое сердце.
— Еще карточку!..
Все шел жир… Глупые бородатые короли, черноусые валеты, некрасивые дамы, двойки, да тройки. Паршивая шла игра.
Но собою Петрик был доволен. Он шел в пэйсе игры и, несмотря на проигрыш, чувствовал себя первым. Он и старый инженер только и владели собою. Старый инженер косился на него глазом. И мычал одобрительно. Хорошо играл этот офицер!
