— Не сердитесь, Максим Станиславович. — Валентина Петровна рукою коснулась рукава черкески Старого Ржонда. — У моего мужа есть свои слабости. Его надо принимать таким, каков он есть.
— У кого нет слабостей, барынька… Но — Замятины не только нужные люди — они прекрасные, отзывчивые люди. И почему ваш блоговерный так чурается их?
— Извольте. Отвечу с полною откровенностью. Вы меня только не выдавайте. Муж говорит — когда я был холост — меня не звали.
— Это так естественно.
— Постойте… Он говорит — Банановых не зовут.
— Ну уж!.. Бананов прекрасный сотенный командир… но, вы понимаете… Вера Сергеевна…
— Нет… ни я, ни особенно мой муж этого не понимаем. Для него, раз такой же ротмистр, как и он — значит — права одинаковы.
— Но, милая барынька…
— Послушайте, Максим Станиславович, — щеки Валентины Петровны горели, глаза блистали, — мой муж не хочет играть.
— А ему надо пойти и поиграть. "Белая ворона" говорят про него. «Гордый». Эх, милая барынька, у нас — пошлость простят, подлость простят, глупости — прямо рады, но гордости не простят. Жить особняком, от всех отгородившись, нельзя.
Касты военной теперь нет. То и дело у нас и офицеров выбирают: то в гласные городской думы, то еще куда по благотворительности. Идет слияние — и это так хорошо. Замятины люди, много раз вам помогавшие — вспомните: — то служебный вагон вам дадут, когда вы больная ехали в Харбин, — то поезд на станции для вас остановят, то посылку перешлют — отказать им в пустяке неблагодарно и нехорошо.
Вы так и скажите вашему блоговерному. Вы должны поехать! Мало того — пусть и играть сядет Петр Сергеевич. Все люди, все человеки. Все играют — вот и я такой, как все. Играю… У всякого свои слабости. Ну и пусть и благоверный ваш — вот так возьмет и сядет, и карту спросит. Не маленький. Этим он покажет, что не зазнается. Люди, барынька, злы. Два раза сошло, а потом мстить начнут — житья не станет. Что хорошего?
Валентина Петровна сдавалась. По существу — она ничего не имела против обязательного, румяного в русой бородке — совсем купчик-голубчик — инженера Замятина, ни против его всегда нарядной, богато одетой, очень видной жены, едва ли не еврейки.
— Но, говорят… они не венчаны, — робко сказала она, выставляя последний довод.
— Ах, милая барынька! Кто тут на это смотрит? Сюда многие затем и ехали, чтобы жить с невенчанными женами…
Валентина Петровна поняла, что этот довод был не совсем удачен. Она смутилась.
— Ну, хорошо, — сказала она. — Я уговорю моего мужа. И мы поедем… Что ж…
