—— Пять тонн!
— А что пять тонн, что такое пять тонн! — на лицо Гуркина снова дернулись скулы. — Сколько весит один экземпляр книги «Как закалялась сталь»? Вы прикидывали?
— Самое большее — полкило!
— Допустим. Значит, пять тонн — это десять тысяч книг. Но только теоретически. А отходы? А типографский брак? Шесть-семь тысяч экземпляров — больше не получится.
— Шесть-семь тысяч сегодня, Шесть-семь тысяч завтра...
— Шесть-семь тысяч сегодня, шесть-семь тысяч через полгода, а, учитывая неравномерность поставок, нехватку бумаги у нас в СССР, через год. Ну и что же в итоге? Каких-нибудь пятнадцать тысяч одной только «Как закалялась сталь» за два года. А в венгерских левых молодежных организациях, вы сами говорите, двести тысяч членов!
— Конечно, не сразу... Но постепенно можно было бы...
— За каких-нибудь двадцать лет. И еще двадцать лет на «Чапаева». И еще столько же на «Рожденные бурей»... О других расходах, которые мы вообще никогда не сможем взять на себя, я уже не говорю: переплет, специальная бумага для форзаца... И потом, о качестве перевода вы задумывались? Ведь эти энтузиасты по существу только начали изучать русский язык. Хотя «моя твоя понимай» — это для них уже пройденный этап, но многие еще путают «муку́» с «му́кой». Представляете себе в книге черным по белому: «Он принял смертную муку́». Как будет «мука́» по-венгерски?
— «Лист».
— Значит, Ференц Лист... Интересно, я не знал... А «му́ка»?
— «Кин».
— Вот во что могут вылиться эти скороспелые самоделки... Знаете, старший лейтенант, мы с вами все равно сегодня эту проблему не решим. Уже третий час ночи. Давайте лучше на боковую. А на днях, обещаю вам, я переговорю с венской «Эстеррайхише цайтунг», с ее редактором полковником Лазаком. У них и средств побольше, и бумаги, и печатать в Вене куда дешевле. Еще сколько-то и для себя заработают...
С тем и разошлись.
А утром, когда я, злой и невыспавшийся, явился с запозданием к завтраку, рядом с моим начальником, свежим, как огурчик, сидел очередной гость — незнакомый мне худощавый желтолицый человек средних лет в гладко-синем костюме, с узким, как лезвие, галстуком, чуть примятым снизу. «Из ЦК, инструктор иностранного отдела», — сразу определил я. Гостей в отделении перебывало много, и мы все научились довольно точно их классифицировать.
Гуркин и его гость поели раньше меня. Проходя мимо, Гуркин задержался возле моего стула:
— Переоденьтесь в военную форму, захватите с собой планшетку — и ко мне. Только, пожалуйста, побыстрее, — и критически глянул на мою тарелку с горкой жареных рулетиков по-венгерски.
