— Нет, скажите, а почему все-таки почетной грамоты не дали? Мне ведь намекал сам Михайлов.
— Он был в отъезде.
— Что у него, мальчики на подхвате перевелись?
— Видно, забыл поручить, — ерзал я в мягком кресле, как на табуретке с гвоздями.
— Что-то ты хитришь, старший лейтенант!
Обычно начальники переходят с фамильярно-дружеского «ты» на официальное «вы», если что-то им не понравилось в поведении подчиненного. У Гуркина же наоборот: если «ты», значит, он тобой сильно недоволен.
— Ну да ладно! — лицо у него так и оставалось каменным. — Главное — съездил, доложил, а теперь берись за дело. Тут много чего накопилось...
Через несколько дней снова завозят к нам шифровку в полном соответствии с ритуалом, И опять меня требует к себе подполковник Гуркин:
— Что-то совсем ничего не пойму, — подает мне листок и смотрит пронизывающе.
Читаю:
«Передайте Квину, что его просьба бюро ЦК ВЛКСМ удовлетворена. Шелепин».
— Сговорились за моей спиной? Я так и чувствовал, что они на тебя нацелились. Вообще-то правильно. Им такие кадры нужны. Но почему мне ни слова, а?.. В Германию, что ли, сватают? Или в Москву, в аппарат?
— Нет, товарищ подполковник! Вот честное слово!
Я умолкаю. Жар заливает лицо. Что ему сказать, когда сам ничего не понимаю. Какая просьба? О чем я их просил?
Лишь много позже я догадался, что это, конечно, работа полковника Маринова. Вопрос, мол, закрыт. Ничего не было и нет.
А еще через неделю — новое явление фельдъегеря на «виллисе». На сей раз секретной почтой на имя подполковника Гуркина прибывает из Москвы объемистый пакет, посланный ЦК ВЛКСМ.
Вскрывает его Гуркин в моем присутствии.
А там по два экземпляра ценнейших в то время для нас русско-венгерского и венгеро-русского словарей. И записочка без подписи от руки:
«Посылаем Вам и старшему лейтенанту Квину в знак признательности за товарищескую помощь комсомолу».
Подполковник Гуркин сияет. Подарок и в самом деле знатный.
— Так вот, оказывается, какой была ваша просьба. Но почему же вы сразу мне не сказали?
— Хотел, чтобы было сюрпризом, — нашелся я.
— А вы знаете, по-моему, ничем не хуже почетной грамоты, — сказал подполковник Гуркин, удовлетворенно листая один из словарей. — И ее вы тоже получите, помяните мое слово!
Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ я действительно получил.
Тридцать лет спустя.
В одну из круглых годовщин подъема целинных и залежных земель на Алтае.
