— Мало я тебе помогал, Федор Алексеевич? А теперь, когда настал твой черед хоть в этом малом помочь мне, ты, понимаешь, юлишь, крутишь, вертишь, все норовишь остаться в сторонке...
Я поспешно развернулся на сто восемьдесят.
— Фу! — отдувался Гуркин, подавая мне резкие знаки, чтобы не уходил, остался в кабинете. — Ну что я могу, товарищ генерал?
— Организовать ты можешь, вот что! — продолжал кричать Замерцев. — Юбилей какой-то придумать, самодеятельность, понимаешь, вечер... Да мало ли что!
— Никогда в жизни самодеятельностью но занимался.
— Ну вот что я вам скажу, товарищ Гуркин! — Судя по визгливым ноткам, прорывавшимся в голосе, и по переходу на «вы», Замерцев разозлился не на шутку. — Не хотите помочь — не надо. Но знайте и вы!.. — и, видимо, хлопнул в сердцах по рычагу. Сразу стало тихо и неловко.
Гуркин с удивлением посмотрел на замолкнувшую трубку. Повертел в руке, подул, прислушался. Положил на место.
— Разъярился старикан, — покачал головой. — Видно, допекло не на шутку.
— Что он так? — позволил я себе сдержанно поинтересоваться услышанным.
— Да все те же квартирмейстерские дела... Ладно, отставим до следующего звонка и вернемся к делам текущим. Вы, вероятно, по поводу завтрашней командировки в Сегед?
— Так точно, товарищ подполковник. Приказано было перед отъездом зайти.
— Да, у меня для вас поручение к коменданту Серову. Вот письмо. А на словах передайте...
Телефон так больше и не зазвонил, хотя во время всей дальнейшей нашей беседы Гуркин то и дело поглядывал на него.
А к концу разговора не удержался и сказал:
— Да, разозлился Замерцев основательно. Придется что-то предпринять...
Вернулся я из Сегеда через два дня измученный, усталый и недовольный — не все запланированное удалось провернуть.
Гуркин выслушал меня, помолчал необычно долго — я уж подумал: не второй ли ковер? Но последовало и вовсе неожиданное:
— Не обижайтесь, старший лейтенант, я хочу спросить об очень личном. Не возражаете?
Я пожал плечами.
— Какие у вас отношения с Зоей?
У меня привычно вспыхнули щеки. Как ни странно, но особенно горела та, что пострадала от давнего рукоприкладства в кинотеатре.
— Хорошие, — ответил я.
— Отличная девочка. Я бы на вашем месте маху не дал. Женитесь: будет жена у вас, каких мало.
Я остолбенел. А Гуркин, обычно такой деликатный, продолжал лезть напролом совсем уж не в свое дело:
— Я поговорил тут с заведующим консульского отдела. У них остался всего один чистый бланк свидетельства о браке. Я попросил его сохранить для вас. Правильно, как вы считаете?
