Ивлин хотелось плакать, кричать и петь одновременно. Она никогда не чувствовала себя так, как в тот момент, когда Маккерик подхватил ее на руки и понес к нише. Ее кожа под старой накидкой, чистая и прохладная, вдруг стала чувствительной к каждому прикосновению шерстяной ткани, не говоря уж о горячих объятиях Маккерика. Ее сердце трепетало, как развернутый флаг на ветру, храбро объявляя о своем выступлении на новом поле битвы.
Маккерик опустил ее на ноги возле кровати. Ивлин бы упала, но шотландец крепко держал ее за плечи. Почему он не целует ее? Почему просто смотрит?
– Сними накидку, – хриплым голосом проговорил Маккерик. Он отпустил ее, но продолжал держать руки близко от нее и был готов подхватить ее в любую минуту.
Ивлин растерялась. Она почувствовала настоящий страх при мысли о том, что сейчас должно произойти.
Но видимо, она слишком долго думала. Старая застежка на накидке Минервы не стала долго сопротивляться, когда Маккерик схватил накидку и одним быстрым, сильным движением дернул полы в стороны. Шерстяная поношенная материя треснула, черные нити повисли, как рваная паутина, и накидка упала на пол. Ивлин вскрикнула и попыталась прикрыть грудь и низ живота руками. До сих пор никто, кроме служанки, не видел ее обнаженной, и теперь она стыдилась своего тела. Она была такой худой, даже костлявой, ее кожа – такой мертвенно-бледной от голода и болезни. Конечно, своей наготой Ив могла только оттолкнуть этого мужчину, тем более такого сильного, закаленного, физически совершенного. Но Маккерик вдруг тяжело выдохнул и положил ладони ей на руки пониже плеч. Его прикосновение показалось Ивлин обжигающим, как огонь в очаге. Она вздрогнула. Назад пути не было. Она вышла замуж за горца-дикаря, выдав себя за другую, и знала, что сейчас ей нужно отдаться ему. Она стала его женой, поэтому должна покориться. Обязана. Это горько-сладкое наказание за ее обман, плата за безопасность.
Ивлин старалась не думать о том, что может забеременеть. Старалась изо всех сил.
– Ох, Ив, – выдохнул Маккерик и приблизил ее к себе, касаясь лицом волос на макушке и еще крепче сжимая пальцами ее предплечья. Ивлин стояла неподвижно, стараясь скрыть от него свою наготу. – Ты боишься?
Она кивнула. В ее голове кружились ужасные картины: набухающий живот, который потом взрывается фонтаном крови, ее предсмертный крик…
– Не надо, – шепнул Маккерик. Его ладони скользнули назад, легли на ее прохладную спину. Он обнял Ивлин и добавил: – Я буду нежным, очень нежным… – Маккерик поцеловал раковину ее уха, согретую его дыханием. – Не бойся меня.
