Бейли покраснел и наклонился к полу.
— Не беспокойтесь, мистер Бейли, — остановил его космонит. — Пусть себе валяются.
Бейли выпрямился. Он осторожно положил яблоко на стол. У него было неприятное ощущение, что после его ухода эти предметы подберут пылесосом, вазу с фруктами сожгут или выбросят подальше от Космотауна, а комнату, в которой они сидят, подвергнут тщательной дезинфекции.
Он постарался скрыть свое смущение нарочитой резкостью, с которой обратился к Фастольфу:
— Прошу вас разрешить комиссару Эндерби принять участие в нашей беседе при помощи объемного видеофона.
Брови Фастольфа взлетели вверх.
— Пожалуйста, если вам это нужно. Дэниел, наладьте, пожалуйста, связь с городом.
Бейли сидел в напряженной позе, покуда блестящие стенки большого ящика в углу комнаты не превратились в объемное изображение комиссара Эндерби и части его стола. При виде знакомого лица Бейли решил немедля приступить к делу.
— Мне кажется, — решительно сказал он, — что я проник в тайну, окружающую смерть доктора Сартона.
Краем глаза он заметил, как Эндерби резко вскочил на ноги, подхватив на лету соскочившие с носа очки. Его лицо оказалось при этом за границами объемного экрана, так что он, покрасневший и лишенный дара речи, был снова вынужден сесть за стол.
Доктор Фастольф был не менее поражен этим известием, однако он только слегка склонил голову набок. Только Р. Дэниел оставался бесстрастным.
— Вы хотите сказать, — спросил Фастольф, — что обнаружили убийцу?
— Нет, — ответил Бейли. — Я хочу сказать, что никакого убийства не было и в помине.
— Что? — воскликнул Эндерби.
— Минуточку, комиссар Эндерби. — Фастольф поднял руку. Не сводя глаз с Бейли он сказал: — По-вашему, доктор Сартон жив?
— Да, сэр. И кажется, я знаю, где он.
— Где?
— Перед вами, — сказал Бейли уверенно и показал на Р. Дэниела Оливо.
Какое-то мгновение Бейли не ощущал ничего, кроме бешеного сердцебиения. Казалось, время остановило свой бег. Как всегда, Р. Дэниел не выражал никаких эмоций. Хэн Фастольф был явно удивлен, но, как хорошо воспитанный человек, сдерживал свои чувства.
Но лишь реакция комиссара Джулиуса Эндерби по-настоящему интересовала Бейли. Объемный экран, из которого на него уставилось лицо комиссара, не давал совершенно четкого изображения. А потом, это его слабое мерцание и не совсем идеальная разрешающая способность. В общем, из-за этих несовершенств, а также толстых стекло очков комиссара прочесть взгляд Эндерби было невозможно.
