Но весной 1611 г. положение Руси было тяжелейшим. Ополчение подступило к Москве в конце марта. Оно было очень небольшим. Прошло то время, когда страна выставляла стотысячные армии — одни погибли, другие были искалечены. Против “поганых латынян” поднялось много городов, но часть сил оставлялась дома для обороны от вражеских банд. У Ляпунова собралось всего 6 тыс. бойцов. Правда, лагеря разрослись за счет приставших к ним москвичей, уцелевших от бойни, но в большинстве это были не воины. Гонсевский несколько раз пробовал атаковать. Однако русские, не принимая лобовых столкновений, поражали поляков из-за укрытий, наносили потери, заставив прекратить вылазки. А 1 апреля перешли Яузу и захватили большую часть стены Белого города — оборонять ее у врагов не хватало сил. Они удержали лишь Кремль, Китай-город, прилежащие к ним Белогородские башни и Новодевичий монастырь.
Пожарище Москвы осталось “ничьей” территорией, там происходили стычки, но никто его не занимал из-за смрада от разлагающихся трупов. Зато в подвалах сожженных домов ополчению досталось много продовольствия — при грабежах поляки хватали лишь драгоценности и дорогие вещи и вскоре стали испытывать нехватку продуктов. Осаждающие создали свое правительство, “Совет всей земли”, и верховный триумвират — номинально его возглавил “тушинский боярин” Дмитрий Трубецкой, а реальное руководство осуществляли Ляпунов и Заруцкий. Однако единства между ними не было. Заруцкий уже успел свою жену-казачку упрятать в монастырь, сошелся с Мариной и вынашивал планы посадить на престол ее “воренка”. А Ляпунов, трибун и воин, был никудышним политиком и дипломатом. В русских боярах он разочаровался, а раз поляки обманули, направил посольство Василия Бутурлина к шведам. Просить о помощи за территорияльные уступки, как это делал Скопин-Шуйский, а тайно — провести переговоры о приглашении на трон шведского принца. На тех же условиях, которые предлагались польскому.
Малочисленное ополчение враг мог бы раздавить, но Сигизмунда все еще связывал Смоленск. Он пережил уже вторую блокадную зиму, в крепости был голод, людей косили болезни. Сперва хоронили по 30–40, а потом уже по 100–150 чел. в день. Тем не менее город держался, весной отбил еще несколько приступов. И поляки снова насели на послов. Василий Голицын выработал компромиссный вариант — пустить в город 100–200 польских солдат “для чести”. И смоляне соглашались, но лишь после вывода из России остальных сил. Поляков такое не устраивало. А после земского восстания послам предъявили ультиматум: отдать приказ Ляпунову снять осаду Москвы, а Шеину — сдать Смоленск. Филарет ответил: “Я все согласен претерпеть, а этого не сделаю, пока не утвердите всего, от нас поданного в договоре”. Тогда послов объявили пленниками, разграбили все их пожитки, а самих под стражей посадили в ладьи и отправили в Литву. Впрочем, отправили только дворян. А простолюдинов — слуг и делегатов от “черных” сословий, приставы Тышкевич и Кохановский распорядились просто перебить. По польским понятиям “хлопы” не стоили того, чтобы с ними возиться.
