Делагарди выждал 7 дней, не предпринимая ничего. Осажденные расслабились. А в ночь на 17 июля предатель Иванко Шваль подвел шведов к Чудинцевым воротам, где от колес образовалась колея. Охрана спала. Шваль прополз по колее под ворота и открыл их. В город ринулся отряд, взорвал соседние, Прусские ворота, и хлынула вся армия, громя и убивая. Жители спросонья выскакивали из домов, метались в панике. Сопротивление носило только очаговый характер — атаман Шаров, протопоп Аммос, дьяк Голенищев, стрелецкий голова Гаютин собирали горстки смельчаков, дрались и погибали. Бутурлин с отрядом вырвался из окружения через волховский мост и покинул город.
Пока шведы грабили и насильничали, масса новгородцев сбежалась в неприступный кремль, затворив за собой ворота и подняв мосты. Но… вдруг выяснилось, что к осаде крепость не готова. Потому что в ней нет ни крупинки пороха и ни грамма продовольствия. И военный совет во главе с Одоевским и митрополитом Исидором выслал делегатов с предложением сдаться на условиях признания шведского принца. Делагарди с радостью ухватился. О пустых погребах кремля он не знал и взять запросто могучую твердыню, ощетинившуюся пушками, не рассчитывал. В кремль вошел шведский полк. И был подписан договор о том, что шведский принц избран в цари “Новгородским государством”. А царем над “Владимирским и Московским государством” он будет, ежели оно пожелает присоединиться к данному соглашению. Новгород фактически откололся от России.
Беда не приходит одна. В это же время углубился раздрай в подмосковном ополчении. Правда, было созвано Земское совешание от 20 городов, приняло своего рода “конституцию”, учредило приказы для решения хозяйственных вопросов, утвердило и обращение к шведскому принцу. Но многие остались недовольны Ляпуновым — мол, с поляками обожглись, теперь еше одного иноземца зовут. Вся администрация осталась на бумаге, нормального снабжения руководители организовать не могли. Если от городов что-то присылали своим отрядам, то казаки были вынуждены “самоснабжаться”, что приводило к грабежам. Усугублялось это тем, что за время Смуты к казакам пристал и числил себя казаками уже невесть кто. Да и пребывание в Тушинском лагере многих развратило. Кончилось тем, что Матвей Плещеев поймал 28 мародеров и “посадил в воду”. Казаки возмутились. Чем и воспользовался Гонсевский, подкинув через некоего Заварзина составленное от имени Ляпунова письмо об истреблении всех казаков, как зачинщиков смут. Его зачитали на кругу, народ забушевал и вызвал Прокопия. Он явился объясняться, отрицал свое авторство, но его и слушать не стали. Накинулись и убили вместе с заступившимся за него Ржевским.
