Точно так же, как на территории, подконтрольной большевикам, оказывалось покровительство немецкой разведке, так и на территории, подконтрольной австро-германцам, оказывалось покровительство советским спецслужбам. Например, с лета 1918 г. в Киеве пребывала большевистская делегация во главе с Раковским (до революции — штатным австрийским шпионом), вела переговоры о демаркации границ, урегулировании железнодорожного сообщения, работы пограничных пунктов и другим вопросам взаимоотношений Украины и Совдепии. Только на самом деле эти переговоры затягивались до бесконечности. Делегация торчала в Киеве месяц за месяцем и реальные свои усилия направляла совсем в другом направлении — на коммунистическую пропаганду, шпионаж, интриги против белогвардейских и донского представительств. И на создание большевистских подпольных организаций, которые через миссию Раковского финансировались, инструктировались, поддерживали связь с Москвой. В октябре две таких крупных организации, киевская и одесская, были раскрыты контрразведывательными органами Скоропадского и арестованы. И что же, храбрых коммунистов расстреляли? Перевешали? Порубили саблями гетманские опереточные гайдамаки? Да нет, ничуть не бывало! Потому что в ходе следствия вдруг всплыло, что оба подполья были тесно связаны с немцами. И под нажимом оккупационных властей всех арестованных отпустили с извинениями, а министр внутренних дел Гербель, так гордившийся этим успехом, вынужден был уйти в отставку.
Брестский мир преподнес большевикам еще один крупный подарок. После его ратификации во ВЦИК (полученной только благодаря талантам и методам Свердлова), из правительства в знак протеста вышли левые эсеры, заявив о своем переходе в оппозицию. Разумеется, коммунистам на такие демократические демарши было начхать. Совнарком стал однопартийным, и у них оказались развязаны руки для более решительных действий по строительству нового общества.
Причем его полная «новизна» всячески подчеркивалась. Сносились, например, памятники государственным и военным деятелям России, а на их месте экстренным порядком возводились уродливые и безвкусные памятники Стеньке Разину, Каляеву, Пугачеву и т. п. Этими и другими способами крушилась и доламывалась вся система ценностей страны и народа, подменяясь большевистскими суррогатами. Отрицалась и перечеркивалась прошлая история вместо нее утверждались примитивные оплевательские фальсификаты, создаваемые партийными теоретиками вроде Бухарина. Перечеркивалась российская культура, подвергаясь оголтелой травле с «классовых» позиций. Большевики демонстративно, во всех сферах, отрекались от какой бы то ни было преемственности с дореволюционной Россией, отбрасывая весь ее жизненный путь до 1917 г. как преступный и заслуживающий лишь очернительства. А в рамках новых моральных ценностей то и дело организовывались массовые действа, митинги и новорожденные ритуалы по любому поводу, будь то притянутая за уши годовщина Парижской Коммуны, о которой и сами-то парижане позабыть успели, или открытие очередного названного выше монумента; который разваливался потом почти так же быстро, как создавался.
