Да и как было сохранить прежние психологические устои «Отечества», если само Отечество с потерей вертикали власти и ее основных рычагов стало быстро разваливаться? Всплыли и национальные, и региональные проблемы больше усилиями местных политиков, чем местного населения. И Финляндия, и Украина, и Прибалтика, и Кавказ, и казаки, и Сибирь объявляли кто о суверенитете, кто об автономии. А центральное правительство и не могло, и не хотело реагировать на всю эту вакханалию должным образом. Во-первых, не имея средств воздействия, которые само из-под себя выбило, и во-вторых, не считая себя вправе уподобляться "царским сатрапам", поскольку такие явления вполне вписывались в провозглашенные «свободы». А коли так, то и понятие «Отечества» начало съеживаться до пределов своей губернии, своей деревни и своего двора. А до Рязани немец, небось, не дойдет — значит, и воевать зачем? И если в 1914 г. защита далеких и абстрактных братьев-славян представлялась своим, кровным делом, то к лету 1917 г. уже и соотечественники, гибнущие на фронте, становились «чужими» — ведь с индивидуальной точки зрения важнее было уцелеть самому, вернуться побыстрее в деревню и урвать земли.
Классический вопрос пропагандистов: "Вот тебе лично, зачем нужны эти проливы?" в прежней системе ценностей был бы вообще неуместен, так как проливы нужны были не солдату лично, а царю, то есть всему Отечеству. И нужны ради справедливого и богоугодного дела помощи тем же славянам и армянским христианам. А с заменой царя Временным Правительством принимался на веру уже и явный, но логичный абсурд, что проливы нужны персонально Милюкову или Рябушинскому ради больших барышей. Ну а формула "мир без аннексий и контрибуций", выдвинутая, кстати, не большевиками, а еще в апреле эсерами и социал-демократами, лишала войну и последнего, видимого смысла — ради чего ж тогда вообще кровь лить? И фронтовые части "самодемобилизовывались", а многотысячные массы запасных частей рисковать жизнью не желали и с оружием готовы были отстаивать свое право уцелеть в тылу. А забастовщики требовали повышения зарплаты, в несколько раз превосходящей прибыли их предприятий — кого волнуют такие мелочи, если каждый за себя?
Словом, к катастрофе приложили руку все. И политические силы, ослепленные борьбой за власть и сделавшие из нее самоцель, из чего и их установки на "углубление революции" приобретали самодовлеющий характер. И русская интеллигенция, эйфорически поддерживавшая эту свистопляску. И военные, слишком поздно взявшиеся за ум и за оружие, а в большинстве вообще не взявшиеся. И крестьяне с рабочими, очень быстро сумевшие переориентироваться в новых условиях на задачи личной выгоды. В XVII в., чтобы выйти из бедствий Смуты, перед избранием Михаила Романова, было назначено всенародное покаяние. Тем самым признавалось, что в этих бедствиях в большей или меньшей степени повинны все. Персонально, каждый. Так было и в 1917 г., но вот до покаяния дело не дошло…
