Годфри встал, подошел к музыкальному автомату и нажал пару кнопок.
На голографическом экране возникла тонкая, как лоза, фигурка в черной рубашке и непомерно просторном, синем с прозеленью мужском костюме.
— Вы это уже видели, — сказал Годфри.
— Может, и видела, — устало откликнулась Табита. — А может, и нет — откуда мне знать?
Кукла, танцевавшая на экране, вращала бедрами. Сквозь нее просвечивали часть стены и украшения, словно она была целлофановой.
— Тридцать четыре дубля, — с гордостью произнес Годфри и отпил глоток давно остывшего кофе. — И тридцать четвертый она делала с той же энергией, что и первый. Она всегда выкладывается до конца.
Его преданность умиляла до слез.
На крупных планах принцесса Бад выглядела высокомерно и бесполо. Тогда, во время съемок, ее глаза были поуже, либо их делали уже при помощи грима или чего там еще. Она исполняла некий утонченный жеманный танец, а тем временем ее голос пел с фонограммы что-то о снеге. Всем своим видом, всеми ужимками она была ну прямо вылитый японец-трансвестит.
— Вы оцените эту глубину, эту проработку мельчайших деталей. Теперь такой работы уже не встретишь.
Было трудно понять, кого это он хвалит: принцессу Бадрульбудур или оператора. И как, интересно, отнеслась бы к таким комплиментам сама принцесса? Возможно, они бы ей и понравились. Возможно, как раз о таком двоении она и мечтала в своих одиноких раздумьях.
Музыка зазвучала чуть громче, а затем стихла, изображение расплылось и исчезло.
— Этот снег имел для нее особую важность, — доверительно сообщил Годфри.
— Капитан Джут недавно говорила, что принцесса снова работает, — встряла Дорин, вытирая руки о фартук.
Возможно, она заметила все нараставшую нервозность Табиты и решила ей помочь.
— Ну да, в общем-то.
Вмешательство Дорин было очень некстати шоферу, не желавшему включать ее в число своих слушателей. Он глядел на опустевший экран, словно в надежде, что призрак принцессы снова появится и направит его на верный путь.
— Она никогда и не прекращала, — сказал он в конце концов.
— И она теперь делает грезы, — добавила Дорин.
— Ну да. — Шофер развернул свою кофейную чашку на сто восемьдесят градусов. — Ваша луна пошла ей на пользу, — сказал он задумчиво. — Ее новое произведение лучше всего, что делалось ею прежде.
— Мне очень хотелось бы на них взглянуть, — заметила Дорин вполне благодушно, но вроде как и с обидой.
Она подхватила поднос со стаканами и исчезла в неведомых далях служебных помещений.
