Начальник всегда был под страхом, что «солдат убежит». Отсюда — расположение на отдых исключительно биваками, окруженными парными часовыми, походное движение компактными массами, в бою тяжелые колонные строи, искание для боя ровной местности, по которой можно было бы двигать этот сложный армейский механизм, борьба на укрепленных позициях, питание только из магазинов, ибо реквизиции были недоступны. Маршал Вильяр свидетельствует, что фуражировка у Нейбурга (1703 г.) ему стоила большего числа людей бежавшими, чем проигранное им в следующем году Гохштедское сражение.
Когда появились армии французской революции, составленные из конскриптов, призванных защищать родину, когда ряды армии наполнялись интеллигентной молодежью, стремившейся только быть полезной отечеству, изменилась в этих революционных армиях и сама тактика. Не нужно было опасаться, что солдат убежит, когда, как пишет Стендаль: «все наши помыслы и чувства сосредоточивались в одном: — быть полезными отечеству. Все остальное: — одежда, пища, карьера — все это казалось эфемерными пустяками».
Лучшей наградой конскрипта были слова: — «Vous avez merrite de la patrie!"(«Вы заслужили отечество!»).
В 1800 году, в Маренгскую операцию солдаты отказались от денежного вознаграждения, назначенного Первым Консулом за перевозку артиллерии через Альпы (по 1000 франков за орудие).
Этот революционный и вместе с тем национальный пафос создал совсем особого солдата. Правда, конскрипт революционной эпохи, по выражению генерала Драгомирова, «был конь, на котором поехал бы не всякий»
Под Риволи (1796), генерал Бонапарт, проезжая мимо одного полка, услышал от простого солдата такое приветствие:
— General, Tu veux de la gloire? Et bien nous fen foutons de la gloire («Генерал, ты хочешь славы? Ладно! Мы наработаем тебе славы!»).
Массена на разнос Наполеона за грабежи:
— Vous etes le plus grand brigand du monde. Ответил:
— Apres Vous, Sire («Вы самый большой разбойник на свете… — После Вас, Ваше Величество!»)
Но эта армия уже не была механизмом. Она являла из себя живой организм и дала возможность Бонапарту создать новую тактику. Шли порознь, становились по квартирам, с магазинами не были связаны, ибо реквизиций не боялись, дрались отдельно, не брезговали рассыпными строями. Оружие за это время почти не изменилось. Порох был тот же: — тактика стала другая, потому что стал другим человек.
Не теми же ли свойствами, не тем же ли горением национального пафоса отличались и те, кто шел вперед один на сто с песней:
