- Я обидел вас позавчера... Извините, сестра.
- Не время извиняться, - мягко прервала его Тася. - Политрук Исаков приказал всем отходить. Берите меня за шею, и будем идти в глубь леса. К немцам прибыла помощь. Ждать нечего. Опирайтесь левой рукой на палку. Вот так. Теперь - шагайте! Больно?
- Вытерплю, сестра, спасибо.
Уже днем, глубоко в лесу, пехотинцы, смертельно уставшие, расположились на привал. Есть было нечего, не было поблизости и воды. Страдая от голода и жажды, они распластались на траве, молчали. Исаков подошел к Тасе, присел рядом. Он долго разглядывал голубую полоску неба над старой просекой, потом не спеша закурил и, выпуская густой дымок изо рта, заговорил серьезно и озабоченно:
- Не буду скрывать от вас, Тася. Обстановка создалась слишком тяжелая. Идти еще далеко. Продукты вышли и добыть их нет никакой возможности: все близлежащие села и городки забиты немцами.
Тася, низко опустив голову, с болью слушала тревожные вести. За последние два дня лицо ее сильно похудело, осунулось. Когда-то живые и приветливые голубые глаза потускнели, красивые волосы стали серовато-рыжими, круглый подбородок заострился. Исакову жалко стало девушку. Недавно на привале он заметил, как она перебирала в сумке медикаменты и как держала в руках гражданское синее платье и туфли на низком каблуке, видимо, привезенные еще из дому. Тася вполне могла переодеться и остаться в любом селе, именуясь беженкой, как это делали другие. Зачем терзать себя и рисковать жизнью? Не лучше ли будет приютиться в хорошей советской семье и ждать возвращения армии?
Так думал политрук Николай Исаков и об этом сказал ей сегодня. Тася сразу встревожилась, насторожилась. Лицо ее помертвело. Девушка готова была разрыдаться от боли и обиды. Жадно глотнув воздух, она негодующе подняла голову, сказала твердо и резко:
- Нет, этого я никогда не сделаю! Вы меня считаете слабым существом, не способным преодолевать трудности. Пусть будет так. Я действительно слабее вас. Но разве это дает мне право на спокойную жизнь? Нет! Пока держат меня ноги и пока могу передвигаться - я буду рядом с товарищами, разделю с ними все печали и опасности. Я нужна им, понимаете - нужна!
- Успокойтесь, Тася! - проговорил политрук, беря ее за руку. - Я не хотел причинять вам боли. В такой обстановке каждый волен решать личный вопрос так, как ему подсказывает совесть. Но мог же я подумать о вас, посоветовать?..
- Нет, не могли! - оборвала его Тася.
