Наедине с совестью | страница 109



Провожая Михаила, Тася заплакала:

- Помни мои слова, Миша, не рискуй там, где не нужно.

- Все будет в порядке, - успокаивал он жену. - Только ты не падай духом. Не к лицу это партизанке.

- Счастливого пути, Миша! Я буду ждать тебя.

Пока отряд Михаила Смугляка бродил по тылам противника, основная база партизан установила надежную авиасвязь с Большой Землей. В лесу, на льду большого озера, была расчищена посадочная площадка для приема грузовых самолетов. Воздушные корабли приходили два раза в неделю. Они доставляли партизанам почту и автоматы, сахар и взрывчатку, табак и обмундирование. Из отряда Тася написала в Донбасс несколько писем: сестре, знакомым, в том числе и жене Степана Ковальчука Стефе.

Недели через две начали поступать ответы на письма. Земляки сообщали ей обо всем, чем живет освобожденная земля Донбасса. Донбасс мужественно залечивал раны, одна за другой вступали в строй шахты; несмотря на продовольственные трудности, горняки работали не покладая рук, не щадя сил. Особенно взволновал Тасю ответ Ковальчука. Вот что он писал:

"Д о р о г а я Т а с я!

Твое письмо пришло на имя моей жены Стефы, но отвечать на него пришлось мне. Нет уже в живых моей подруги. Ненавистные фашисты осквернили ее женскую честь и она, не стерпев позора, отравилась. Тяжело! Дети остались с моими стариками, которые пережили гитлеровскую оккупацию. Теперь сыновья все время тоскуют о матери, особенно младший. Ежедневно он спрашивает, где она и скоро ли придет. Эти вопросы надрывают мое сердце и без того давно надорванное. Что я могу ответить детям?

Ты, наверное, удивишься, почему я дома? Я уже отвоевал. На Курской дуге меня сильно покалечило, я был отправлен в глубокий тыл и вернулся домой без ног. В сибирском госпитале остались мои ноги. Теперь хожу на протезах. Решил закончить курсы плановиков и пойти на работу в шахтоуправление. Больше я ни на что не годен. Дети и старики перешли на мое иждивение, нужно что-то делать, как-то выкручиваться. Осенью собрали хороший урожай картошки и других овощей. Жизнь стала легче, настроение поднялось.

Ты не представляешь себе, Тасенька, как я обрадовался твоему сердечному письму. Жалко, что ты ничего не написала о Михаиле, видимо, и тебе неизвестно, где он. Несколько раз я пытался разыскать его, но ничего не вышло. Из лагеря даже не ответили.

Недавно ко мне приходил лейтенант из милиции, спрашивал, не имею ли я переписки с Михаилом. Вел он себя подозрительно и грубо. В разговоре намекнул, что Молчков, дескать, был направлен на фронт, сдался в плен и теперь мстит Советской власти. Мне было обидно и тяжело. Я хорошо знаю Михаила и уверен в нем, как в себе. Уж такой человек никогда не станет предателем. Я спросил работника милиции: "Если вы знаете, что он сдался врагу, зачем же пришли ко мне?" Он уклонился от прямого ответа и загадочно произнес: "Я обязан все знать". Нервы мои не выдержали, я схватился за костыли и попросил его немедленно оставить мой дом.