— Бесполезное предупреждение! Мы ведь оба сознаем, что уже ничего не изменишь.
Харпер со свистом выдохнул воздух. Вид у него был такой, словно он сейчас ее ударит. Он процедил сквозь зубы:
— Вы слишком многое считаете само собой разумеющимся.
— Ничего я не считаю, а иду на риск, — вспыхнула она. — Сегодня вечером я оделась так для вас, но я не властна над вашим отношением ко мне. Я ничего не могу поделать и с тем, что нравлюсь другим мужчинам. Я вам не нужна, так не мешайте другим! И мне совсем не жаль, если ваша гордыня задета тем, что впервые в жизни вы с кем-то соперничаете!
Он изо всех сил старался совладать с бешенством, затмевавшим ему разум. И Никки вдруг осенило: она поняла, почему вначале Харпер вызвал у нее столько сомнений, и дело было тут не только в ее прошлом.
Две стороны личности Харпера — его агрессивная беспощадность и терпение — были совершенно несовместимы и находились в постоянном противоречии. То, что он так разозлился сегодня вечером, во многом обернулось против него самого. Две стороны его личности боролись, причиняя ему боль.
— Вы сами не знаете, чего вам от меня надо! — раздраженно бросил он и отвернулся.
Но теперь она это знала, и ее охватило отчаяние. Она потерпела поражение, и поняла это. Тихо, почти ласково Никки сказала:
— Я вижу, что вы слишком преуспели, пытаясь защитить меня от самого себя.
Продлевать весь этот ужас у нее не было сил, и, отвернувшись от Харпера, чья рука упала с ее запястья и безвольно повисла, Никки аккуратно поставила на столик чашку с кофе, который так и не допила. Гордон и Гейл, тихо беседующие в другом конце комнаты, с любопытством посмотрели на ее застывшее лицо. Никки заставила себя улыбнуться им.
— Уже поздно и я устала, так что спокойной ночи.
Они также пожелали ей доброй ночи: Гейл холодно и сдержанно, а Гордон — слегка обес-покоенно. Неторопливо выходя из гостиной, Никки не могла заставить себя взглянуть на Харпера, но те двое это сделали, и увидели, что он стоит как изваяние.
Никки поднималась по лестнице, а горячие слезы тяжелыми каплями стекали по ее щекам. Она ведь с самого начала это видела, видела, но не понимала. Страсть Харпера неразрывно переплеталась с жестокостью, с непомерным честолюбием, им двигали сильные эмоции, и все это противостояло мягкости, также присущей его характеру. Он не мог разделить эти две стороны и не хотел, чтобы она соприкоснулась с теми качествами, которые могли представлять для нее опасность. Стоило ей с Хар-пером в ярости и страсти разрушить преграды, разъединяющие их, и он снова их возводил, как, например, в прошлое воскресенье, когда сначала неожиданно поцеловал ее, а затем взял и ушел.
