Мы зажили с ним душа в душу с самого первого дня. Он взял нас под своё крыло и заставил нас чувствовать себя комфортно перед лицом двадцати тысяч зрителей каждой ночью, поднял наше самомнение на прежде недосягаемый для нас уровень. После первого шоу, меня посетило чувство, подобное тому, которое я испытал, когда мы распродали нашу первую ночь в «Виски». Только оно было больше, лучше и намного ближе к победной черте, где бы она ни находилась и чем бы она ни была. Маленькая мечта, которая была у нас, когда мы жили вместе в Пёстром Доме (Motley House), начинала становиться реальностью. Наши дни убийства тараканов и траханья в обмен на продовольствие были закончены. Если выступление на Американском Фестивале (US Festival) было всего лишь маленькой искоркой, слабо озарившей наш путь, то тур с Оззи был спичкой, от которой загорелась вся группа. Без него мы, вероятно, были бы одной из тех лос-анджелесских групп, таких как «Лондон» («London») — бесспорные звезды, которые никогда не выстрелят.
Оззи едва ли мог провести ночь в своём автобусе: он всегда был в нашем. Он внезапно вламывался к нам в дверь с мешочком, полным кокса, и при этом пел, “Я — человек крелла, сожру весь крелл, какой смогу, а я смогу” (”I am the krelley man, doing all the krell that I can, I can” — крелл это кокаин), и мы нюхали крелл всю ночь напролет, пока автобус не останавливался, и мы не оказывались в следующем городе.
Однажды, этим городом оказался Лэйкленд, штат Флорида (Lakeland, Florida). Мы вывалили из автобуса под палящим полуденным солнцем и направились прямиком в бар, который был отделен стеклянной перегородкой от плавательного бассейна. Оззи стянул свои штаны и зажал долларовую купюру у себя между ягодицами, затем вошёл в бар, предлагая доллар каждой паре внутри. Когда пожилая леди начала проклинать его, Оззи схватил ее сумочку и убежал. Он возвратился к бассейну, одетый в одно короткое ситцевое платье, которое он нашел в сумочке. Мы нахваливали его новый наряд, хотя не были уверены, была ли его проделка свидетельством злого чувства юмора или серьезного случая шизофрении. Все больше и больше я склонен доверять последнему.
Мы болтались там — мы в футболках и коже, Оззи в платье, как вдруг Оззи слегка подтолкнул меня локтем. “Эй, напарник, кажется, у меня есть, чем вмазаться”.
“Чувак, — сказал я ему, — у нас нет кокса. Может быть, я смогу отослать за ним водителя автобуса”.
“Дай мне соломинку”, — сказал он, оставшись безразличным к моим словам.
