Той ночью, кто-то сказал нам о вечеринке в городе. Мы отправились туда, и там было полно горячих цыпочек, которых мы никогда не видели прежде. Приблизительно через пятнадцать минут Томми подтолкнул меня и сказал: “Это не тёлки, чувак”. Мы посмотрели вокруг и поняли, что мы окружены сумасбродными мужланами и деревенскими гомиками, которые вероятно носили одежду своих жен и подруг. Я спросил здоровенного блондина, стоявшего рядом со мной, есть ли у него кокс, и он продал мне мешок за двадцать долларов. Я вошел в уборную, чтобы уколоться, и чуть было не убил себя. Это была детская присыпка. Я был в бешенстве.
Когда педик не закотел возвращать мне мои деньги, я стянул с него его парик, раскрутил и ударил его в лицо. Кровь потекла по его помаде, струясь вниз по его подбородоку. Внезапно дюжина жлобов-трансвеститов ринулась на нас, молотя и пиная нас своими высокими каблуками прежде, чем выбросить нас на улицу как разорванный и кровоточащий голливудским хлам.
На следующий день, Коффман устроил наше первое радиоинтервью. Мы появились в студии с раздутыми губами, ушибами и чернотой вокруг глаз. И мы очень боялись: прежде мы никогда не давали радиоинтервью. Они спросили нас, откуда мы, мы молча посмотрели друг на друга, а затем Мик сказал: «Марс».
После всех других кошмаров, которые Коффман называл учёбой, мы мигрировали обратно на юг в Лос-Анджелес, давая концерты и развешивая плакаты на каждой телефонном будке. Они высадили меня у дома Лави, и через минуту я был уже в ванне, ширяясь с нею, в то время как она несла вздор о том, как Аллан Коффман собирается измотать нас, и как мы должны позволить ей управлять нашей группой с помощью денег её папаши. Она выводила меня из себя, тем более, что я начал спать с куда более чудной, более симпатичной и более нормальной девчонкой-серфингисткой, которая жила вниз по улице. Лави и я туссовались той ночью до рассвета в доме парня, который был наследником корпорации «U.S. Steel» (крупнейшая сталилитейная компания), но жил в запущенном доме с одной спальней, потому что его семейство лишило его наследства.
Следующим вечером я всё ещё кололся с Лави, у нас должно было быть выступление в «Country Club», и когда я вспомнил, что через десять минут должен быть там, это была катастрофа. У меня не было автомобиля или любого другого средства, чтобы спуститься с холма, на котором она жила. Я рванул из дверей и побежал вниз с холма, пока не начал спотыкаться. Я добрался до клуба, опоздав на 45 минут, и всё ещё был в банном халате. Парни беспокоились. Они были в бешенстве, что я обкололся и появился, одетый как старик. Они сказали мне, что, если я уколюсь еще хоть раз, то они меня уволят. Они были настолько разъярены и убеждены в своей правоте, что несколько лет спустя, мне было трудно не сострить что-нибудь, когда Никки и Томми прочно подсели на иглу.
