Вместе ели, вместе пили,
Вместе жили - не тужили,
А теперь ты мне зверь!
И тебе я тоже зверь!
Не откроешь ты мне дверь!
Я б открыл, да нету двери,
Вот какое дело, звери!
У певца не было слуха, но был голос - высокий, пронзительный. Он завораживал, обезволивал и тревожил так, что мурашки бегали по спине.
Мистер Мизери был в восторге, он даже притоптывал в такт своей короткой толстой ножкой.
Слоноподобная взмахнула руками, в которых сжимала маракасы, резко громыхнул горох внутри ярких целлулоидных шаров - это означало, что сейчас будет припев. И бомжи грянули дружно хором со все еще нерастраченным энтузиазмом бывших советских людей:
У меня в кармане денег
Две пивные крышки!
Ну, а вам, господа,
Ни дна, ни покрышки!
Ну, а вам, господа,
Ни дна, ни покрышки!
Вне всякого сомнения, данному выступлению предшествовала не одна репетиция. После припева возникла законная пауза - музыкантам и певцам требовалось перевести дух, но, видно, второй куплет песни "Ни дна, ни покрышки" гостям "Парижских тайн" так и не суждено было услышать: Владимир Иванович все-таки отстыковался от жены и в то мгновение всеобщей тишины вы-крикнул, глядя на Илью, редкое и страшное слово. Можно наверняка сказать, что слово это здесь никто не знал. Точнее, его знали, но не слышали. Вряд ли его знал и даже слышал сам Владимир Иванович, оно, это слово, поднялось внезапно на поверхность души - как болотный пузырь из пучины, и Печенкин выплюнул его, глядя в смеющиеся глаза сына:
- Высерок!
Однако Илья продолжал смеяться глазами, и тогда, в один прыжок оказавшись рядом и широко размахнувшись на лету, Владимир Иванович ударил. Точнее, это был не удар, а оплеуха - щедрая, от всей души, царская печенкинская оплеуха БУМ!
Но, странное дело, в самый момент удара Илья куда-то исчез, а бедный мистер Мизери остался стоять, и голова его вдруг так сильно дернулась, будто решила оторваться от шеи, но, слава богу, не оторвалась, лишь очки мистера Мизери полетели, кувыркаясь в воздухе, и, описав дугу над головами потрясенных гостей и блеснув напоследок, как золотая рыбка, исчезли в большой хрустальной крюшоннице.
- What? What? What? - забормотал мистер Мизери, выставив перед собой растопыренные ладошки, щупая ими воздух и часто моргая.
- Вот, вот, вот! - выступил из хора бомжей пухломордый. - Вот я им и говорю: в гробу я видел вашего Сталина! - Видимо, найдя наконец того, кто ему поверит, бомж прошаркал к столу, сунул по локоть руку в розовый крюшон, выудил оттуда очки и протянул их мистеру Мизери.
