- Джордж Мизери? - повторил Печенкин, передразнивая жену. - Вспомнила наконец... Ты как мои архаровцы: давай, говорят, в Тихой заводи его примем, ухой накормим с дымком... Француза, на хрен, чуть не уморили...
Галина Васильевна страдальчески поморщилась:
- Володя, не ругайся...
- Я не ругаюсь, - продолжал горячиться Печенкин.
- Где? - неожиданно спросила Галина Васильевна.
- Что - где? - не понял Владимир Иванович.
- Где вы его будете принимать?
- В "Парижских тайнах".
- Ты его уже открыл?
Печенкин внимательно посмотрел на жену:
- Галь, ты чего? Уже год как я его открыл!
Галина Васильевна виновато улыбнулась:
- Извини, я спутала с "Арабскими ночами".
"Парижские тайны" и "Арабские ночи" были лучшими ресторанами Придонска, и оба они принадлежали, разумеется, Печенкину.
- Ха! - засмеялся Владимир Иванович. - Мизери я буду принимать в "Арабских ночах"... Ну, ты, Галь, даешь!
Галина Васильевна вздохнула и вновь заговорила с той же самой интонацией, не оставляющей мужу никаких надежд:
- Володя...
- Смотри, смотри! - перебил ее Печенкин, указывая пальцем на экран. - Но ты не склеишь зеркало чести своей жены, глупец!
- Но ты не склеишь зеркало чести своей жены, глупец, - повторил за Печенкиным индус с экрана.
Владимир Иванович удовлетворенно засмеялся.
Это восклицание и смех Печенкина остановили не только Галину Васильевну, но и седого. Неловко вывернувшись, почти съехав со своего сиденья, он обращался к Илье - монотонно и виновато:
- Раньше, конечно, честности больше было. Партбилет, как говориться, обязывал. Ты не представляешь, как им дорожили, партбилетом... У нас в управлении у одного собака съела партбилет, так он сперва собаку, а потом себя... А сейчас... Партбилетов нет и честности нет...
Тут седому пришлось замолчать, потому что в этот момент Владимир Иванович высказался насчет зеркала чести своей жены, а индус на экране, как попка, за ним повторил. Печенкин весело и озорно подмигнул седому, повернулся к жене и, приложив ладони к ее уху, азартно что-то зашептал.
Седой протяженно вздохнул, покосился на Илью и продолжил свой монолог:
- Конечно, раньше мы не знали, что такое эти доллары. Я их и в руках-то не держал. Я, конечно, теперь, богаче, чем тогда был... Да что оно, это богатство? Уверенность была зато! Уверенность в завтрашнем дне - это дороже всяких денег.
Илья оторвался от экрана и, впервые взглянув на седого, спросил:
- А как же понос?
- Понос - что понос? Таблетки для этого дела есть. - Седой был искренен и серьезен.
