Последний коммунист | страница 62
- Из Чечни, - просто ответил Илья.
В Гелином лице появилось что-то скорбное, даже трагическое.
- Садитесь, Сережа, - сказала она тихо.
Во все время их разговора Анджела Дэвис тянула вверх руку.
Геля улыбнулась:
- Да?
Анджела Дэвис поднялась и ткнула пальцем в значок на своей груди.
- Ну, и как вас теперь называть? - с иронией в голосе спросила учительница.
- Анджела Дэвис. - Мулатке явно нравилось ее новое имя.
Геля удивилась:
- Откуда ты знаешь про Анджелу Дэвис?
Девушка кокетливо потупилась.
- Один человек сказал.
В классе засмеялись.
- Ты что-то хотела спросить, Анджела Дэвис...
- Я вчера читала Бальзак?а, - стала рассказывать девушка, но учительница ее поправила:
- Во-первых, не Бальзак?а, а Бальз?ака, а во-вторых, что я слышу, ты стала читать книги? Ну, наверное, волк в лесу сдох!
- Волк жив, - успокоила Анджела Дэвис. - Это я на листке календаря прочитала. Меня бабка дома закрыла, телевизор сломался, у магнитофона батарейки потекли, спать не хотелось, я оторвала листок и...
- Прочитала?
- Прочитала.
- Весь листок целиком?
- Нет, только первое предложение.
Класс засмеялся вместе с учительницей.
- И что же это было за предложение?
Анджела Дэвис задумалась, вспоминая, и выпалила:
- "В основе всякого большого состояния лежит преступление". Это правда или нет?
Геля улыбнулась, обвела взглядом класс и спросила:
- А вы как думаете?
Илья тут же поднял руку.
- Сергей. А фамилия? Извините, я забыла.
- Нечаев.
- Нечаев. Сергей Нечаев. Да, Сережа...
- "В основе всякого большого состояния лежит преступление" - эта мысль давно уже стала банальной. Но она имеет небанальное разрешение. В каждом отдельном случае такое преступление детерминировано наказанием. - Илья говорил спокойно и уверенно.
- У, какие мы слова знаем! - удивился сидящий на соседней парте здоровый балбес. - Так ты русский или чеченец?
- Чеченец, - бросил в его сторону Илья.
- Тогда молчу, - балбес поднял вверх руки.
- Прекратите! - строго вмешалась учительница. - Какая разница: кто чеченец, а кто русский? Разумеется, преступление детерминировано, то есть обусловлено, наказанием. Это гениально доказал Достоевский в своем романе "Преступление и наказание", который мы недавно прошли.
Илья поморщился:
- Достоевский как раз ничего не доказал. Раскольников хотел отнять награбленное у него же, и если бы Достоевский изобразил его не истериком и психопатом, каким был сам, а нормальным хладнокровным человеком, то и старуху бы убивать не пришлось...