- Экспорт-импорт...
Но, заметив под пледом очертания лежащего тела, улыбнулся и, подходя, спросил озорно и насмешливо:
- Что это ты там делаешь, сынок?
Илья не отозвался, и тогда, взяв плед за край, Печенкин сорвал его.
Илья лежал не спине, поджав ноги и прижимая к груди руку.
- Болит? - спросил отец.
- Нет, - преодолевая боль, ответил сын.
- Нет, - недовольно повторил отец. - Жалко, если не болит. Надо, чтоб болела! Чтоб не совал ее куда не следует!
Рассеянно глянув на лежащие на столе предметы из сундучка, Владимир Иванович переключился на другую тему.
- А мне мать сегодня на работу звонит: "Не волнуйся, Володя, наш сын коммунист!" Я говорю: "А чего я должен волноваться?! Чего я должен волноваться?! Пусть он кто угодно будет, только чтоб без членовредительства..."
Печенкин подошел к столу, постучал ногтем по полой скульптуре Ленина, взял из раскрытого мешка сухарик, бросил его в рот, громко и весело захрустел и спросил:
- В Швейцарии сушил, к подполью готовился?
Илья не ответил, лишь молча сел на диване, но Печенкину, похоже, и не нужен был его ответ.
- Я тебе сейчас скажу, ты расстроишься, но я все равно скажу, - заговорил Владимир Иванович громко и убежденно. - Нет тут ни коммунистов, ни демократов! Мне когда в Москве, в Кремле, приз вручали - "Рыцарь российского бизнеса", я им знаешь как сказал: "Мы не белые, мы не красные, мы придонские!" Пять минут хлопали! Аплодировали...
Печенкин замолчал, успокаиваясь, пристально посмотрел на гипсового Ленина и воскликнул:
- Это ж Григорича наследство! А я все думаю, где это я видел? Ты представляешь, мы этот дом построили, пора переезжать, а как ему сказать - не знаем! Сказали - Дом отдыха. Так он бродил все тут, местную парторганизацию искал. И хлеб в столовой тырил зачем-то...
Он задумчиво посмотрел на мешок с сухарями, пытаясь связать воспоминания и реальность, но новые воспоминания отвлекли:
- И челюсти свои все прятал...
Сундучок стоял на полу, и, присев к нему, Владимир Иванович продолжил свои воспоминания.
- Открываешь утром сахарницу - сахарку в чай насыпать, а там они лежат... Помер - так и не нашли, а новые не стали заказывать, все равно вроде... В гробу лежал, как младенчик, товарищ председатель губчека...
Красный шелк знамени Печенкин измерил деловито и по-хозяйски - от кончика пальцев до плеча.
- Раз... два... три... Оно самое, точно. Это когда Василь Григорич в третий раз овдовел, он пошел к четвертой свататься. Бурковская была такая, циркачка, Герой соцтруда... Конный цирк, еще до революции начинала. Ноги, ты не поверишь - поросенок трехпудовый пробежит, она не заметит. Ну вот... Не было Григорича всю ночь, а утром он это знамя принес!
