По-хорошему надо было вызывать «Скорую» и ставить капельницу. Но мама решила иначе. Она лечила народными средствами. На пол-литра капустного рассола семьдесят граммов водки и кружка воды. Вливала в меня насильно. На следующие пол-литра, но уже помидорного рассола — пятьдесят граммов водки и еще кружка воды. Третьи пол-литра были огуречного рассола и тридцать граммов водки. Само собой — кружка воды. И большая кастрюля рядом с кроватью.
Как же меня выворачивало! Как трясло и колбасило!
Спать не могла. Проваливалась на пять минут в забытье и опять мучилась.
И только на вторые сутки я начала обливаться потом. Мама перекрестилась — организм начал выводить токсины.
Само собой, до двадцати пяти лет я ничего крепче слабого пива не пила.
Сейчас состояние было таким же отвратительным.
В очередной раз очнувшись от сна, я спустила ноги с кровати… И увидела под собой пропасть. Я сидела на втором ярусе двухэтажных нар. И понятия не имела, как отсюда слезть.
Напротив меня, по диагонали, в углу на первом этаже нар открыла глаза Клава.
— Херово?
— Очень. Как бы мне… — Я долго вспоминала нужное слово. — Вниз!
— Счас.
Встав, Клавдия, шатаясь, дошла до меня и протянула руки вверх.
— Только не прыгай, просто сползай.
— Во мне восемьдесят…
— Во мне сто, я удержу.
Скользить по Клавдии было тяжеловато, сплошные холмы — пятый номер груди, живот с диванную подушку, длинные ноги с толстыми ляжками. Думаю, давно их не лапали с такой отдачей, как я.
Спустившись на пол, я сделала шаг в сторону, проверяя свою устойчивость. Устойчивость была никакой. И тут меня скрутило. Схватившись за желудок, я согнулась.
— Клава, где туалет?
— За мной! Шаг в сторону — побег, прыжок на месте…
— Смерть от похмелья. Иди, Клава, не юмори.
Туалет оказался цивилизованным, весь в розовом кафеле, с тремя кремовыми унитазами и с двухметровым зеркалом. Здесь даже пахло прилично. Вот! А в нашей «спальне» воняло.
Особенно остро я почувствовала запахи при возвращении из туалета. Пахло женскими потными телами, у кого-то была менструация, но особенно отвратительно тянуло из мужского отсека, где спали таджики-узбеки. Пахло грязными протухшими мужскими носками.
— Мне плохо.
— Всем плохо. — Клава села за стол, налила в стаканы кипяченой воды. — Держи.
К столу пересели с нар толстая молодая женщина, прозванная Оля-колобок, и две другие «дамочки» с опухшими лицами профессиональных пьяниц. Звали их Натаха-неряха и Людка-истеричка.
От входа потянуло холодным свежим воздухом. Распахнулась дверь, и появилась… Как бы назвать эту даму? Бронетранспортер выпуска семьдесят четвертого года, в дубленке и норковой шляпке. Маленькие глазки среди толстых щек, жирная темная помада и серьги, похожие на кукиш, с мелкими бриллиантами.
