Услышав привычный диалог, сотрудницы синхронно улыбнулись и пошли по своим делам, а уборщица продолжила тереть пол.
Охранник показал Жоре на письменный стол у входа, на котором лежала стопка бумаг и несколько карандашей. Взяв верхний лист, он начертил длинную схему.
— Не знаю, кто из советских литературных классиков написал о том, что психушка находится в Белых Столбах, но лет тридцать нас мучают наездами и посещениями. А это совсем не тут, не в Белых Столбах. Психушка находится на станции Столбы по Курскому направлению, в Чеховском районе, отсюда в ста с лишним километрах.
— Ничего себе крючок сделал. — Жора постучал пальцем по листку, на котором охранник нарисовал схему. — И как же мне отсюда?
Дождавшись человека, желающего с ним общаться, а не пролетающего мимо со снисходительным кивком, охранник с удовольствием рассказывал:
— Выезжаешь из ворот, возвращаешься на станцию, а дальше по схеме. Вот, я тебе нарисовал.
Он передал листок Жоре.
— Держи. А сколько ты на въезде дал? — Вопрос был задан профессиональным тоном.
— Ничего не давал. — Жора внимательно смотрел на схему. — Я через забор перелез. Спасибо тебе за внимание.
Пожав руку охраннику, Жора вышел из здания.
Боясь замерзнуть, он в три прыжка сбежал со ступенек и оказался у машины.
— Эй! — Охранник у входных дверей улыбался. — А автомобиль ты в руках держал, когда через забор лез?
— Нет, — Жора открыл дверцу. — Она сама перепрыгнула.
* * *
Утром не хотелось вставать, шевелиться и вылезать из-под теплых одеял. Но заснуть все равно бы не удалось. Нина в ожидании моего братца копошилась с пакетами, укладывая вещи. В палату постоянно заглядывали то медсестры, то пациенты из соседних палат.
Встав, я увидела над раковиной заново повешенное зеркало, без энтузиазма взглянула в него. Радости собственное отражение не доставило. Синяк расцветился дополнительными желтыми и зелеными оттенками, нижние веки подчеркивались фиолетовыми разводами. До распухшей переносицы было больно дотрагиваться, левая сторона лба и висок желтели неприятным цветом, затылок глухо болел.
Зашедшая Антонина Георгиевна привычно оглядела мое лицо, нажала на переносицу, отчего я заскулила обиженным щенком.
— Срастается, — констатировала врач. — И вообще, ты, Маша, в рубашке родилась. И Аня тебе кстати пришлась с кровью, которой у нас хронически не хватает, и сама ты девушка здоровая, дай Бог каждому. В общем, все будет хорошо, выдюжишь.
Врач похлопала меня по плечу, и эхо похлопывания отдалось в зарастающих ребрах и в низу живота.
