А в пятницу она стала печь куличи и делать пасху. Куличей в духовку влезло пять штук, пасха заняла кастрюлю на шесть килограммов.
В субботу, придя в обед с работы, я как раз застала процесс водружения корзины с освященными яйцами, куличами и всякими пасхами-свечками на кухонный стол. Данила счастливо прыгал вокруг стола.
— Мама, мы были в церкви, там красиво, во-от такие картины, — Даник поднял руку выше своего роста. — Там везде свечки горят, дяди в длинных платьях много пели. А потом пришел другой дядя, в черном платье, и все тети на него смотрели и крестились.
Нина тут же мелко перекрестилась, шепча молитву, и мне стало любопытно.
— В чем дело?
— Ой, Машечка, ты не представляешь. В нашей церкви появился какой-то красавец в черной рясе. Все бабы как с ума посходили. На службе смотрят не на батюшку, а на служку. А этот глаза опустит и стоит истуканом. И фигура как у Тарзана. Даже как-то богохульно.
Мне стало интересно, кого же занесло в нашу небольшую церковь, и я уже открыла рот для расспросов, но сын перебил меня:
— Мам, ну я пошел!
Схватив яйцо, Данила сбежал во двор дрессировать Ривза и собирать цветочки мать-и-мачехи.
Сняв платок, Ниночка стала выкладывать на блюдо гору яиц. Получилось ярко и красочно, но я подумала о холестерине.
— Нина, на кой ляд нам столько?
— Красиво же. И богато глядится. Мы дома всегда много красим. Яиц в пост не едим, а куры несутся. — Длинными пальцами она взяла яйцо с кривым нарисованным крестом. — В церковь, нищим отдадим.
— Нина, — меня осенило, — сколько человек в твоей семье?
— Восемь, — спокойненько сказала Ниночка. — Мама, папа, бабушка с дедушкой, прабабушка, мамин брат, который мой дядя, с женой, и их сын Сашка. Я девятая.
— Теперь понятно, почему ты борщ всегда варишь в шестилитровой кастрюле.
— Так то у вас, а у нас дома от така выварка. — Нина развела руки в жесте хвастающегося рыболова. — И только на два дня хватат. А я, Маша, родных на Пасху в гости позвала.
— Всех? — От «радостного» известия у меня запершило в горле.
— Не-е. Прабабушку дома оставим, за ней соседка присмотрит.
— А Толик знает?
— Я ему говорила, когда он вчера ко мне в комнату стучался.
— И?
— Вчера взяла грех на душу, открыла дверь. Но этот грех я замолю.
— Ты про родственников или про…
— Я про Толика. А то, что мы прабабку не берем, так то я из жалости. Она курит много и часто в портки писатся.
Нина вынимала куличи из форм, снимала кальку, а я в красках представляла нашествие чужих родственников.
