- Никто не избежит своей участи на этом свете, - еще пробормотал Сулейман, словно бы пытаясь оправдать свою неуступчивость.
Но Роксолана уже знала, что султан готов сказать: "Я подумаю", нужно только дать ему время для отступления, чтобы выйти с честью. Она долго ластилась к суровому властелину, умело чередовала чары своей души и своего легкого и послушного тела и только потом прошептала ему в твердое ухо так, будто опасалась, чтобы кто-нибудь не подслушал:
- Мой повелитель, повезите меня в Эди-куле, чтобы я увидела этих загадочных рыцарей.
Он сопротивлялся, пытался отстраниться от нее, отодвинуться хотя бы чуть-чуть, но она не отпускала, руки, хотя и тоненькие, были сильными, обнимали Сулеймана с такой силой, что он сдался и приник к Роксолане еще крепче.
- Меня и наших детей Баязида и Михримах, ваше величество.
Султан все же сделал последнюю попытку сопротивления:
- Михримах? А ей зачем это зрелище?
- Она уже слышала о казаках. Даже посылает их ватажку Байде еду. У нее доброе сердце.
- Негоже для дочери султана.
- В таком возрасте я подарила вам сына Мехмеда, мой падишах. Но Мехмед в Эдирне, Селим в Кютахье, Джихангир слишком мал для таких зрелищ. Потому и прошу вас, чтобы с нами поехали Баязид и Михримах.
Что может дать любовь, кроме хлопот?
- Я подумаю, - сказал султан.
Каждый выезд султана из Топкапы государственное событие. Выезжает ли он на молитву, топча конем широкие малиновые сукна, расстилаемые от ворот Баб и-Гумаюн до Айя-Софии, едет ли на войну или на столичные торжества сурнаме - каждый раз расставляются от самых ворот Топкапы вдоль всего пути следования султана наемные крикуны, которые вопят изо всех сил: "Падишахим!" ("О мой падишах!") Толпа, жаждущая зрелищ, гудит и клокочет: "Гу, гу, гу!" Бежат дурбаши, готовые убить каждого, кто попадется на пути, звенит дорогая сбруя на конях, стучат медные, золоченые колеса султанской кареты, в которой Сулейман сидит с султаншей Хасеки, прячась за шелковыми занавесками, и чья-то легкая рука каждый раз чуть-чуть приподнимает занавеску, и толпы ревут еще вдохновеннее, догадываясь, что это рука волшебницы, которая навеки поймала сердце их падишаха в тугую петлю своих янтарных волос.
Как прекрасно чувствовать любовь своего народа за такую невысокую плату!
Ослепительно белый, словно гряда облаков, воздух, яркие краски вытанцовывают и неистовствуют на домах, минаретах и деревьях, гигантские жилища аллаха - джамии, гробницы - тюрбе, где в молчаливом величии под роскошным мрамором и тканями спят султаны Фатих, Баязид, Селим, дворцы вельмож, деревянные халупы бедноты, хамамы, фонтаны - чешме, крытые базары, узкие улочки и грязные площади, - а над всем этим огромное солнце, будто огненный шар.
