Полковнику с Колымы была оказана высокая честь. Его принял сам Берия. Их знакомство состоялось давно, еще до войны, когда Лаврентий Павлович созывал совещания руководителей ГУЛАГа и ставил перед ними высокие задачи. После доклада Белограя Берия сказал Никишову:
— Вот такой человек и должен быть твоим главным помощником в нашем большом деле.
После знаменательного события они виделись не один раз, но никогда еще Белограя не вызывали в Москву по персональному приглашению.
Берия встретил полковника приветливо, даже приподнялся со своего места и подал руку.
— Присаживайся, Белограй. Никишов тебя хвалит, он доволен моими рекомендациями. Я в людях не ошибаюсь.
— Стараюсь, Лаврентий Палыч.
— Вижу по итогам. Дальстрой высоко держит знамя революции. Я тут просматривал наградные листы, твои заслуги не отмечены достойным образом. Хочу исправить промахи своих сатрапов, которые дальше своего носа ничего не видят. Сейчас самое время.
Он достал из верхнего ящика стола генеральские погоны и орден Красного Знамени с орденской книжкой.
— Прими мои поздравления, генерал-майор Белограй. Берия встал и пожал руку колымскому начальнику.
— Служу Советскому Союзу!
— Хорошо служишь, генерал. Садись.
Берия снял пенсне, протер платком и водрузил на место.
— Какие у тебя отношения с Абакумовым?
— Друзьями нас не назовешь, и нам с ним делить нечего.
— Это ты ему советовал сначала получить начальное образование в сельской школе, а потом других учить, как надо руководить людьми?
— Был такой случай.
— Абакумов — злопамятный человек. Сам же он говорит: «Я не злопамятный, у меня память хорошая», не знает, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Ты прав, с образованием у этого генерала не все так гладко, как хотелось бы. Почему я о нем вспомнил. Партия меня направляет на очень ответственный участок работы. Там, где нужны пионеры-первопроходцы, меня первым кидают в котел. Руководителем МГБ назначен по моей рекомендации Меркулов, но в Политбюро холодно к этому отнеслись, долго он не продержится, не за горами тот день, когда его заменит Абакумов. Товарищ Сталин к нему хорошо относится. Тогда держись, Белограй. Решение Политбюро я оспаривать не могу, но о своих людях забывать не буду.
— До моей глотки его руки не дотянутся. Дальстрой — не Московская область.
Берия усмехнулся.
— У генерала глотка крепче, чем у полковника, — сказал он после паузы. — Иди и служи делу Ленина и Сталина.
Белограй встал, надел фуражку, отдал честь и направился к дверям по ковровой дорожке длинного кабинета.
