Еще был свеж в памяти настоятеля Оптиной тяжелый разговор с калужским архиереем Николаем. Началось-то все давно и началось со своих, оптинских монахов, панически боявшихся ереси и готовых усмотреть ее во всем отличающемся от сложившегося уклада жизни. Один отец Вассиан, монастырский старожил, так и не признавший ни политики нового настоятеля Оптиной, ни старческого руководства, сколько крови попортил. «Прости, Господи, чад неразумных, ибо не ведают, что творят, – перекрестился игумен. – Ну и приходил бы на меня кричать, гнев с сердца изливать. Выговорился – и полегчало. Я ему – гостинец с благодарностью за науку. Писать начальству-то зачем? И что характерно – тайный донос. Считаешь себя правым – подпишись под письмом, чтобы можно было спросить с тебя за твои слова, в большинстве своем лживые. Все едино, – загрустил игумен, – скоро спросится с него, и Там лгать уже нельзя будет. Хоть и читаю я в сердце его все помыслы, но помочь отцу Вассиану не дано мне. Бежит он помощи. Господь с тобой, отец Вассиан».
К недовольному гулу монахов, писавших жалобы высшему начальству, обвиняя старца в ереси, присоединились приходские священники Козельска и окрестных деревень: дескать, отец Лев сманивает их прихожан. Из епархии приехали следователи и допрашивали весь монастырь. Но все показания были благоприятны для старца и руководства обители. Однако поток доносов не уменьшился, и монахи стали практиковать интриги. В частности, в тайных доносах свидетельствовалось, что игумен Моисей несправедливо оказывает скитским монахам предпочтение перед живущими в монастыре и что скит подрывает авторитет монастыря.
До поры до времени у отца Моисея хватало авторитета защитить доброе начинание и первого старца своей обители, отца Льва. Но теперь епископ получил анонимный донос не откуда-нибудь, а из московской Тайной полиции. В доносе категорически утверждалось, что деятельность скитских старцев при попустительстве игумена разрушает монастырскую жизнь и грозит окончательным разорением древней обители, если скит не будет уничтожен. И калужский архиерей был непреклонен: старца перевести из скита в монастырь, снять с него одежду схимника и запретить принимать народ.
«Пойду посмотрю, как он устроился на новом месте», – решил настоятель. У кельи в глубине монастырского сада, куда поселили отца Льва, вернее, после отмены его схимы отца Леонида, он увидел толпу народа. Отец Моисей, укоризненно качая головой, с трудом пробрался через людское море. Войдя в келью, он с упреком напомнил хозяину, что епископ запретил ему принимать страждущих под страхом заточения в Соловки.
