День Литературы, 2001 № 10 (061) | страница 66




вроде бы и не жили


вроде бы и не были


Ветру крылья ладили


Солнцу корни клеили


Спали там где падали


в кабаке ли в келье ли


Сказ плели из небыли


дури да латыни


вытянув из неба


все жилы


золотые…


Нижний Новгород


Вячеслав Рыбаков АРХИПЕЛАГ АТЛАНТИДА (Окончание. Начало в № 9.)




Кто в лагерях в наибольшем почете?


Тот, кто при кухне. И себя накормит, и нужным людям подбросит.


Это же мы видели в шестидесятых и тем более — в семидесятых годах по всей стране. Еще Райкин высмеивал, картинно ужасаясь: товаровед, а идет, как простой инженер… мол, это же совершенно противоестественно, чтоб товаровед был уравнен с каким-то там инженером. Конечно, противоестественно. Закон зоны такого равенства не терпит.


Так что же тем, кто от кухни вдали? То есть — большинству?


Черта ли нам всем было в европейских либеральных ценностях! Кто там что в них понимал! Евроантлантическая цивилизация стала привлекательной только потому, что привлекательным выглядел ее быт. Повседневный быт, и только. Ведь большинству людей — нормальных, совсем не плохих людей — нужен в жизни только он; во всяком случае, в первую очередь — он. Это уж потом вражьи идеологи и диссида спохватились и на каждом западном ботинке, на каждой тряпке и железке стали пританцовывать: вот что дают права человека! Насколько это действительно так — отдельная тема (хотя пример нынешнего Китая заставляет усомниться в столь уж жесткой и однозначной корреляции); для нас сейчас существенно, что это действовало и впрямь оглушающе, вдумываться было трудно. Тряпки и железки-то были действительно хороши. Особенно по сравнению с убогим, подчас — ужасающим бытом наших будней.


Да что говорить! Я и сам, ничуть не желая своей стране зла и даже не помышляя о том, чтобы ей с кем-то изменить, тем не менее, впервые опубликовав рассказик в какой-то из стран тогдашней народной демократии и получив гонорар в каких-то чеках (уж не помню, как их звали), в восемьдесят пятом году галопом кинулся в соответствующий магазин ("Альбатрос", что ли? на Васильевском, у Тучкова моста) и, теряя дыхание от восторга, купил себе синий бархатный пиджак. Он до сих мой лучший убор, и я до сих пор на все торжественные мероприятия выползаю только в нем. Помните, у Твена про выходную одежду Тома Сойера: "Костюм назывался "тот, другой", и это дает нам возможность судить о богатстве его гардероба". Так вот ТОТ, ДРУГОЙ костюм был совершенно естественным, закономерным, неизбежным образом куплен ДАЖЕ МНОЮ, инстинктивно патриотичнейшим молодым человеком (а теперь, по авторитетному признанию "Литературной газеты", даже идеологом русского нацизма) не в обычном советском магазине и не на обычные советские деньги.