Светка Чесотка обладала таким невыносимым характером, что под одной с нею крышей не уживались не только собаки, но даже кошки. Последняя мурка сбежала, демонстрируя на бегу все, чего нахваталась от хозяйки: она лаяла и вопленно материлась: "Йофтумять!"
Зато овощи в ее огороде были отменные: морковь, которую выращивала Светка, женщины стеснялись брать в руки при свидетелях.
Язык ее был вроде алмазного стеклореза, и многие мужчины, подкатывавшие было к лихой бабенке с нескрываемыми намерениями, убирались восвояси с поникшими головами, трясущимися членами и пакетиком с лейкопластырем для заживления ран — верх Светкиного милосердия. С невнятным, но ужасающим криком: “Ах ты, матарава!" она набрасывалась на врага, будь то человек, бык или автомобиль, обращая в бегство любого противника вплоть до мух, дождевых червей и кротов, не отваживавшихся после этого точить Светкины грядки.
— Да хочешь ли ты замуж? — спросила ее однажды Буяниха. — Или хотя бы влюбиться — хочешь?
— А это разве не одно и то же? — подозрительно спросила Светка.
— Мечтают все, а бывает редко.
— Вот я — из редких.
И весь разговор.
Однажды Игорь Исупов остановил свой тихо мурлыкавший мотоцикл под огромным каштаном у Светкиного дома, признался ей в любви и заявил, что непременно женится на ней, даже если для этого придется прибегнуть к силе оружия.
Светка презрительно выглянула в окно и сказала:
— На этом каштане ночует тысяча семьсот тридцать четыре вороны. Стоит мне хлопнуть в ладоши, как они от страха обольют тебя дерьмом с головы до ног. Так что убирайся подальше, любимый, пока я в хорошем настроении.
Однако сердце Игоря уже успело превратиться в зверя неведомого и безжалостного, который с утра до ночи и от заката до рассвета не давал ему покоя. Стоило Игорю произнести вслух имя Светки Чесотки, как язык его, весь рот его превращался в кровоточащую рану… По ночам Исупов с сумасшедшей скоростью носился на мотоцикле по загородным дорогам, возвращаясь под утро домой с пустым бензобаком и перегретым мотором, работавшим то ли по инерции, то ли питаясь так и не перегоревшей Игоревой энергией. Забравшись подальше от городка, Исупов исступленно палил в небо из табельного пистолета, норовя сбить хоть какого-нибудь завалящего амурчика и заставить его продырявить своими стрелами Светке то, что у других женщин называлось сердцем.
Он не давал ей проходу, хотя над ним уже смеялся весь городок.
Когда же громкость и едкость смеха перешли все границы и грозили обрушиться и на Светку, она призвала Игоря и заявила, что согласна стать его женой, если он поцелует ее в задницу.
