– Теперь будет мое.
– По какому праву?
– Я всего-навсего спас тебе жизнь. Этого не достаточно?
Дженна ничего не ответила. Макколи долго испепелял ее взглядом, а воздух между ними шипел и трещал, как при разряде молнии между двумя громоотводами. Потом, не говоря больше ни слова, он развернулся на каблуках и, хлопнув дверью, вышел вон.
Увидев, что Бренч, рассерженно поджав губы, с грохотом спускается по лестнице, Рембрандт встал из-за столика с шашками.
– Ей хуже?
– Нет, она пришла в сознание и жалится, как рогатая ящерица.
Маура, помогавшая Джейку Лонгену примерить пару башмаков с парусиновым верхом, отвернулась от покупателя на полуслове и набросилась на брата:
– Ясное дело, а ты бы не жалился, если бы испытывал такую боль? Тебя ведь не покинуло твое пресловутое терпение, ты же не обидел бедняжку, верно, братец?
Бренч зло посмотрел на сестру. Маура не осталась в долгу, и под ее сердитым взглядом Макколи в конце концов ссутулился, опустил глаза в пол и пожал плечами.
– Думаю, как раз это я и сделал. – Он снова поднял голову, и его глаза сверкнули. – Но, клянусь, я не встречал еще ни одной женщины, которая бы мне так действовала на нервы. Почему она не может понять, что я хочу как лучше?
– А ей самой не дозволено решать, что для нее лучше? – Маура тщетно попыталась сдержать улыбку. – Ты ревнуешь, Бренч?
– К кому? К этому никчемному шулеру, которому светит виселица? Мне плевать, с кем водится эта упрямая ведьмочка, если только она не лишит меня удовольствия посмотреть, как повесят Мендозу. – Он сунул сестре миску с водой. – Отнеси ей чего-нибудь поесть. Мне что, нечего больше делать, кроме как нянчиться с рогатой ящерицей?
– Ага, могу поспорить, что интереснее занятия ты себе не придумаешь.
Мигель Мендоза, больше известный как Черный Валет Мендоза, съежившийся, сидел на соломе, прислонившись спиной к неотесанным доскам стены конюшни. Металлические наручники врезались в чувствительную истерзанную кожу запястий, когда он возмущенно загремел цепью, соединявшей наручники с оковами на лодыжках. Связующей цепи едва хватало, чтобы согнуться над отхожим местом в углу. Еще одна крепкая цепь, прикрепленная к ножным кандалам, не давала Мигелю отойти от добротного углового столба.
Испанец убрал черные как смоль волосы со лба и опустил руки на колени. В руках так не хватало карт! Все его колоды были в седельных сумках, где-то в этом холодном, как пещера, сарае. То и дело слышался нетерпеливый стук копыт, фырканье или тихое ржание лошадей. Мигель пытался звать Фортуну, убеждая себя, что от осознания, что его кобыла где-то рядом, станет легче. Это, конечно же, был самообман.
