— Оружие у вас есть? — спросила она.
Коррогли показал ей свою забинтованную руку.
— Когда мы придем к храму, — объявила женщина, — я пойду первой, а вы смотрите не отставайте.
Он собрался было спросить, с какой это стати, но тут Дженис извлекла из-за пазухи длинный нож, и вопрос Коррогли остался незаданным. В самом деле, их ведь может ожидать ловушка.
— Почему вы помогаете мне? — поинтересовался он.
— Кирин меня просила. — На лице Дженис отразилось недоумение.
— И вы рискуете своей жизнью только по ее просьбе?
— Я не люблю драконов, — произнесла она после долгого молчания, потом задрала кофту и повернулась к Коррогли спиной. Между лопатками у нее красовалось клеймо, изображавшее свернувшегося кольцами дракона, кожа вокруг клейма была грязно-белой и сморщенной.
— Дело рук Земейля?
— Да. Он надругался надо мной.
Коррогли не знал, верить ей или нет. А вдруг у наиболее фанатичных драконопоклонников была такая мода — клеймить себя?
— Вы идете? — спросила Дженис и добавила, видя, что он колеблется: — Вы боитесь меня, да?
— Остерегаюсь.
— Мне все равно, пойдете вы со мной или нет, но решайте скорее. Если мы отправимся в храм, нам надо воспользоваться темнотой. — Она огляделась, затем подошла к столу, на котором в окружении стаканов стоял графин с бренди, налила в один из них и сунула стакан Коррогли. — Для храбрости.
Пристыженный, он выпил бренди одним глотком, налил себе еще и, потягивая напиток, принялся обдумывать положение. Из уклончивых ответов Дженис он выяснил, что Кирин была храброй женщиной, которая отважилась противостоять Земейлю, и вновь устыдился собственной трусости. Какой же он адвокат, если отказывается заботиться о благе своего подзащитного. Быть может, причина заключалась в бренди или в том презрении, которое он испытал по отношению к себе, но, так или иначе, Коррогли внезапно ощутил прилив мужества. Он сообразил, что, если ничего больше не предпримет для спасения Лемоса, ему придется менять профессию.
— Ладно, — сказал он, снимая с вешалки плащ. — Я готов.
Он ожидал, что Дженис одобрит его поступок, но та лишь буркнула:
— Будем надеяться, что вы раздумывали не слишком долго и мы не опоздаем.
Дорога к храму была вымощена громадными серыми плитами; на протяжении нескольких миль она тянулась вдоль берега, а потом поворачивала в глубь суши, в направлении долины Карбонейлс, где господствовал Гриауль. По слухам, место для храма выбирали с таким расчетом, чтобы он находился на воображаемой линии взгляда дракона. У храма дорога значительно расширялась, как будто ее строители предвидели, что путникам вовсе не захочется приближаться к мрачным стенам. Коррогли отнюдь не был исключением. Стоя перед воротами и разглядывая огромный замок в виде дракона, высокие черные стены, увитые виноградными лозами, на которых покачивались похожие на орхидеи пышные цветки оттенка сырого мяса и островерхие крыши, что маячили во мраке колдовскими подобиями гор, он чувствовал себя не представителем правосудия, а ничтожным, до смерти перепуганным насекомым. Даже светлая ночь не смягчала того отталкивающего впечатления, какое производил храм; плеск волн заставлял Коррогли ежеминутно вздрагивать от страха. Будь он один, он бежал бы без оглядки, но взгляд Дженис удерживал его от бегства, напоминая ему об отчаянии, что словно навеки застыло в глазах Лемоса. Он уверял себя, что ее храбрость проистекает из невежества, но никак не мог отделаться от чувства стыда.
