— Я слушаю вас.
— Вы знаете шефа Отдела Инструкций? — спросил я.
Он слегка приподнял брови.
— Майора Эрмса? Знаю.
— И номер его комнаты?
Священник смешался. Он попытался теребить пуговицы мундира так, словно это была сутана.
— Вероятно, произошла… — начал он, но я его прервал:
— Итак, какой это номер, по вашему мнению, господин аббат?
— Девять тысяч сто двадцать девять, — ответил аббат. — Но я не понимаю, почему я…
— Девять тысяч сто двадцать девять, — медленно повторил я. Мне казалось, что я уже не забуду этот номер.
Священник смотрел на меня со все большим удивлением.
— Вы… Прошу прощения… Брат Уговорник дал мне понять…
— Брат Уговорник? Тот монах, который привел вас? Что вы о нем думаете?
— Я в самом деле не понимаю… — проговорил священник.
Он все еще стоял за письменным столом.
— Брат Уговорник является руководителем кружка монашеского рукоделия.
— Это полезное дело, — заметил я. — И что же, позвольте узнать, эта ячейка изготовляет?
— В основном литургические облачения и принадлежности для церковной службы, всякую религиозную утварь…
— И больше ничего?
— Ну, иногда… по особому заказу… Например, для Отдела Слежки и Доносительства недавно была изготовлена, как я слышал, партия кипятильников для чая с подслушивателями. А Геронтофильная Секция заботится об одежде и разных мелочах для болезненных старцев, скажем, о грелках с пульсографами.
— С пульсографами?
— Да, для регистрации затаенных влечений… Магнитофонные подушечки, в расчете на разговаривающих во сне… И так далее. Но как же так, разве брат Уговорник не говорил вам обо мне?
— Он говорил мне о различных… — я замолчал.
— Сотрудниках нашего Отдела?
— Мы говорили…
— Прошу прощения…
Священник вскочил с кресла, подбежал к сейфу и тремя уверенными движениями набрал номер на цифровых дисках.
Стальная дверь, щелкнув, приоткрылась.
Стали видны груды разноцветных, с печатями, папок. Священник стал лихорадочно рыться в них, вытащил одну, и я снова увидел его бледное лицо с блестевшими на лбу и под носом капельками пота, мелкими, как булавочные острия.
— Прошу вас, располагайтесь, я сию минуту вернусь.
— Нет! — крикнул я, вскакивая с места. — Передайте эту папку мне! Мною руководило какое-то вдохновение.
Он обеими руками прижал папку к груди. Я подошел к нему, впился взглядом в его глаза и взялся за картонный край папки, он не хотел ее отпускать.
— Девятнадцать, — медленно проговорил я.
Капли пота, как слезы, катились по его щекам. Папка сама перешла в мои руки. Я открыл ее. Она была пуста.
