Вульф кивнул и сказал:
– Она молода, со смазливой рожицей.
– М-м да. Но я видел ее лишь в кино. В жизни не приходилось.
– У тебя прирожденное умение обходиться с красивыми молодыми женщинами.
– Это точно. Они тают, как шоколадки на солнце. Но вы преувеличиваете мои возможности, если думаете, что я так вот просто пойду к этой красотке и спрошу, с кем из компаньонов она встречалась в кафе или ресторане, а она обовьет руками мою шею и проворкует мне на ухо его имя. Вся процедура может занять целый час, а то и больше.
– Если хочешь, приведи ее сюда.
– Возможно, так я и сделаю. Очень даже вероятно. Скажем, поглядеть на орхидеи, а?
– Не знаю, – он с шумом отодвинул стул и тяжело встал. – Я сегодня не в себе. Приходи ко мне в комнату в восемь утра.
С этими словами он удалился.
Во вторник утром, в семнадцать минут одиннадцатого, я вышел из дома, миновал четырнадцать небольших кварталов в северном направлении и шесть больших – в восточном, после чего вступил наконец в холл отеля «Черчилль». Я шел пешком, вместо того чтобы взять такси, по двум причинам: во-первых, я спал всего пять часов и нуждался в хорошенькой порции кислорода, чтобы мои мысли прояснились, во-вторых, миссис Мертон Соррел, урожденная Рита Рэмзи, должно быть, начинала принимать самое раннее в одиннадцать. Выяснил ее местопребывание я довольно легко – снял трубку и позвонил Лону Коэну из «Газетт». Он-то и сказал мне, что она уже два месяца живет а «Черчилле», – с тех пор как ушла от мужа.
В моем кармане лежал запечатанный белый конверт, на котором я написал:
«Миссис Мертон Соррел
Передать в собственные руки. Секретно»
В конверте лежала картонная карточка, на которой была надпись, тоже от руки:
«В тот вечер, когда мы встречались в кафе, нас засекли. Звонить мне опасно, мне вам – тоже. Можете доверять подателю сего».
Подписи не было. Когда я вручил этот конверт портье и попросил передать его по назначению, было без двенадцати минут одиннадцать. Через девять минут портье вернулся и проводил меня к лифту. Время ожидания далось мне тяжко. Если бы наша с Вульфом хитрость оказалась напрасной и ответ был бы неблагоприятным или его вовсе не было бы, я б не смог уже придумать ничего нового. Так что, когда лифт поднимался вверх, наперегонки с ним подымалось и мое настроение. Выйдя на тридцатом этаже, я увидел в холле ту, к которой шел, и лицо мое чуть было не расплылось в дурацкой ухмылке, но я вовремя спохватился.
В руке миссис Соррел держала ту самую карточку.
