– Вы уже в который раз меня допрашиваете.
– Я вас не допрашиваю. Мы просто побеседуем. Скажите, Ольга, почему вы бросили работу и сидите дома?
– Вася настоял. Ему домработница нужна, а не жена. А мне так даже лучше дома быть, чем стены штукатурить.
– И вам не скучно?
– Не-а, не скучно. Наоборот, хорошо. У меня раньше никогда своего дома не было, сначала детдом, интернат, потом общага, зато теперь я целый день убираюсь, полы намываю, пыль протираю, ванну надраиваю. Готовлю тоже с удовольствием.
– Для чего же так стараться, если муж работает через сутки, а в свободные дни тоже дома не сидит?
– Для себя стараюсь. Я прямо балдею от этого. Вам не понять.
– А готовите для кого? Тоже для себя?
– Тоже. Хватит с меня детдомовской баланды. И потом, Василий любит гостей приводить, и всегда без предупреждения, прямо как будто нарочно делает. Если в доме накормить нечем – скандал. Так что я постоянно нахожусь в боевой готовности.
– Бывает, что он приводит гостей, а вас нет дома?
– Часто бывает. Я же не пришпиленная к этой хате, а он заранее не говорит, когда придет и с кем.
– И как же тогда? Тоже скандал?
– Не-а. – Комочек жевательной резинки, мелькнув между мелкими неровными зубками, перекочевал с одной стороны на другую. – Ему главное – чтобы чистота была и полный холодильник, разогреть он и сам может. Когда гости в доме, я ему вообще не нужна. Я у него вроде мебели.
– И вам не обидно?
– А чего обижаться-то? Я ж не по любви замуж выходила.
Ваське домохозяйка нужна, а мне – квартира, чтобы своя, со своей кухней, со своей ванной. Пока я в общежитии стройтреста жила, у меня и надежд никаких не было на собственную хату.
– Ваш муж никуда не уезжал в конце октября?
– Нет, это точно. Он ни одного дня на работе не пропустил.
– Откуда вы знаете?
– Я езжу на вокзал, проверяю.
– Что?!
Просто поразительно, насколько эта жеманная пушистая белая кошечка была откровенна. Трудно было понять, то ли это неприкрытый цинизм, демонстративно не желающий рядиться в одежды благопристойности, то ли искренность дошедшей до отчаяния женщины, которая уже не может и не хочет лгать ни самой себе, ни другим.
– Только вы ему не говорите, ладно? Он меня сразу прибьет, если узнает. Понимаете, он меня в этой квартире не прописал, так что, если он надумает разводиться, я опять в общежитие загремлю. У него в прошлом году любовь сделалась, ну прямо неземная какая-то, и я здорово испугалась, что он меня бросит и на этой девке женится. Он тогда мне все голову морочил, что в другой город за товаром едет, мол, послали его, а сам у нее торчал, а может, и ездил с ней куда-нибудь. Так вот с тех пор я его постоянно проверяю: на работе ли или опять свалил с бабой. Он мне, конечно, изменяет, не без того, но это – пусть, лишь бы не всерьез, лишь бы не выгнал. Так и живу теперь: он в восемь утра на работу, а через два часа я за ним, издали гляну – сидит в своем киоске, и домой возвращаюсь. Потом ближе к ночи еще разочек съезжу. Точно вам говорю, он за последние два месяца ни одного рабочего дня не пропустил. Даже когда его избили, и то денек всего отлежался, в свой выходной, а на другой день с битой рожей потащился торговать. Его понять можно, он же в этом киоске не хозяин, ему платят процент с того, что он наторгует. Пропустит день – меньше получит.
