Дом, в котором... | страница 70



— Пылющие они у вас, — говорит Длинная. — Совсем не чищенные. Нельзя так… — Достает платок, плюет на него…

— Стоп! — орет Сфинкс вскакивая. — Замри, сучка!

Вскочивший одновременно с ним Горбач падает обратно на кровать. И вытирает пот с лица.

— Хочешь орешков? — вежливо предлагаю я Длинной, которая честно стоит замерев, как велел ей Сфинкс, и, наверное, размышляет, стоит ли обижаться.

— В зубах застревают, — ворчит она. Но от стола все же немножко отодвигается. — Нервные вы какие-то. Чуть что — в крик. Заикой можно стать.

— Так день осмотра, — объясняю я. — Все злые. Это такая традиция, можно сказать.

— Ага, — Длинная наваливается на спинку кровати и свешивается в мою сторону. — Меня вот тоже осматривали. Ну и что? Мне это по фигу. Осмотров я ихних не видела, что ли? Вот помню, как-то раз меня изнасиловали…

Давлюсь орехом и выкашливаю его на одеяло. Габи заботливо лупит меня по спине кулаком. Чтобы дотянуться, она уж совсем перевесилась, и мне видно много всего в вырезе ее блузки. Кашель от этого только усиливается. Практически уже задыхаюсь.

— Ух, бедняжка, — вздыхает Длинная. — Болеешь, да? Ничего. Бывает. Я вот тоже как-то раз болела…

— Ну хватит, — говорит Черный и встает. — Пойду прогуляюсь. Всему, в конце концов, есть предел! — Он выходит, громыхнув дверью так, что все вздрагивают.

— Про чего это он? — спрашивает Габи.

— Так, неважно, — сорваным голосом отвечает Сфинкс. — Дела…

— Наверно, с книжкой в сортир пошел, — фыркает Длинная. — Знаю я эту породу. Очкастых. А ты чего хрипишь? Тоже как бы заболел?

— Голос сорвал.

— Ну? — удивляется Длинная. — Не хило же ты крикнул.

— Точно, — соглашается Сфинкс. — Весьма не хило.

Габи отлипает от спинки, и кровать облегченно скрипит. Промаргиваюсь и ловлю ее в фокус. Она бредет к двери.

— Пойду, пожалуй. Мир погляжу. Слепому привет. И этому вашему книгочею тоже. А сами не болейте.

— Передадим, — обещаю я. — Ты заходи, не стесняйся.

— Я не из стеснительных, — хрюкает Габи. — Да ты, небось, и сам уже это просек.

Прощальный оскал в фиолетовой рамке помады — и она исчезает. В воздухе душный парфюмерный дух. Задумчиво глотаю последний орех и сгребаю в кучку скорлупки.

— Как ты сказал? Заходи, не стесняйся? — интересуется Горбач. — Я тебе этих твоих слов не забуду, Табаки.

— Простая вежливость, — объясняю я. — Так принято, когда гости уходят. Особенно, когда уходит дама.

— Ну-ну, — говорит Горбач. И идет проверять диски. Их целость и отсутствие следов слюнной чистки. А я пью свой кофе и раскладываю пасьянс. Веселая штука — этот Новый Закон. Разнообразит жизнь.