Он повернулся лицом к спинке дивана и стал водить по ней пальцем, чертя не то какие-то невиданные узоры, не то цифры.
— Да подите же! — наставительно, требовательным тоном произнес Саша Николаич.
Но Орест даже не удосужил его ответом. Он только подрыгал подошвой сапога, ясно выразив мимикой: «Поди прочь!»
Титулярный советник Беспалов по некоторой робости, от которой он и на службе не имел успеха, не решившись показаться приезжему, тем не менее следил в щелку двери и слышал препирательства Саши Николаича и Ореста. Узнав, что этот приезжий желает поговорить с Маней, он, приседая на ходу, отправился к ней в комнату и позвал ее.
Маня вышла и совершенно просто приняла Андрея Львовича, как будто тут была не убогая столовая с лежащим на диване Орестом, а, по крайней мере, штофная гостиная.
— Я с вами хотел бы переговорить наедине! — сказал Сулима.
— Тогда пройдемте в мою комнату! — по-прежнему спокойно и просто предложила Маня и провела гостя в комнату к себе.
«Одно слово, «принчипесса!» — подумал ей вслед, любуясь ею, Саша Николаич, вспоминая название, данное Мане Орестом.
— А что, этот барин важный? — спросил слепой из своего угла.
— М-да! — ответил Орест.
— Он бритый?
— Бритый!
— Я его камердинером возьму! — воскликнул Виталий. — За пять миллионов в год пойдет!
— Ежели он не играет на бильярде, тогда не бери! — посоветовал Орест.
Андрей Львович долго беседовал с Маней наедине и, когда он возвращался назад через столовую, Орест как раз в это время прикладывался к графинчику в буфете. Усмотрев, что Беспалов забыл его запереть, он воспользовался тем, что титулярный советник укрылся на кухне. Выпив, Орест щелкнул языком и остановил Андрея Львовича.
— Почтеннейший меценат, а со мной вам не угодно будет поговорить? — спросил он.
— Нет! — удивился Сулима. — Мне с вами вовсе не нужно говорить.
— В таком случае, виноват-с… я думал, что вы со всеми нами, по очереди. Без различия пола и возраста. . А вы пожелали иметь беседу только с аристократами этих палестин! Уважаю ваше желание по законам гостеприимства!
И Орест простер свою любезность до того, что не только проводил гостя до передней, но и подал ему там, правда, вместо его шинели истерзанный и уже обтрепанный плащ, когда-то бывший у Саши Николаича.
Когда Сулима разглядел в полутьме, в чем тут дело, Орест уже удалился, предоставив ему самому освободиться от плаща и найти свою шинель.
Маня была настолько озабочена, что даже не сделала ему замечания за эту выходку.
