— Да говорите… я дам вам денег… все, что хотите, только говорите скорее! — горячо произнес Саша Николаич.
— Вот этот жаргон мне нравится го-о-раздо больше, чем давешний!.. Итак, к делу, как говорят академики, трезво смотрящие на жизнь!.. Видите ли, гидальго! Вчера вечером я приноровил свое исчезновение из вашего фамильного замка к отъезду вашего гостя! Мотивом же к этому послужила кромешная тьма, стоявшая на дворе. Признаюсь, я в этой темноте боялся сбиться с дороги даже трезвый и потому мне пришла гениальная мысль (их у меня сколько угодно!) воспользоваться экипажем вашего гостя; а именно: когда сей экипаж отбывал, сопровождаемый вашими благословениями, я вскочил сзади на ось и крепко ухватился за рессоры… понимаете?.. Когда карета отъехала от вашего замка на довольно приличное количество ярдов, она вдруг остановлена была посреди дороги неким человеком, в котором, когда его осветил каретный фонарь, я легко узнал нашего красавца Али! Он подошел к дверце и довольно горячо и фамильярно стал разговаривать с сидящим внутри кареты вашим гостем! Такое фамильярное обращение солидного господина с проходимцем показалось мне, на первый взгляд, странным, но теперь оно объясняется легко, если принять во внимание, что оба они принадлежат к одной и той же секте. О чем они говорили между собой, разобрать я не смог, потому что они лаяли на непонятном мне языке, должно быть, турецком. Али был отпущен с миром, карета двинулась опять и, когда она поравнялась с гербергом, я соскочил и скрылся в сей благодетельный приют… Вот и все, что я имею вам сказать, но вы почувствуйте соль моего анекдота!
— Но откуда вы взяли эти лежащие разбитыми у вас на столе амулеты? — спросил Саша Николаич.
— И почему был воткнут в мое чучело кинжал? — подхватил Орест. — Эти вопросы составляют пробел в моем рассказе и я готов восполнить его. Дело в том, что я амулеты слимонил у набожного Али.
— Что-о? — с изумлением воскликнул Саша Николаич.
— Слимонил или спер, как говорят в элегантном обществе, — хладнокровно объяснил Орест. — И более ценные из этих амулетов я обратил в капитал. Ответственность за это падает — замечу в скобках — всецело на вашу голову, гидальго, ибо вы принудили меня исключительно своей суровостью на этот поступок. Сам я никогда не решился бы! Но это между нами, ибо это моя государственная тайна. В отмщение за мое святотатство Али вонзил кинжал в мое чучело, думая, что убивает меня. Вот и все. А теперь позвольте мне обещанные средства и разрешите с вами раскланяться!
