Молодой Эйзенбах как будто ничего не замечал, и, казалось, слова восторга так и готовы были сорваться у него с языка. Он был так увлечен, что не мог сосредоточить ни на чем остальном своего внимания; словно машинально, не замечая того, что он делает, в рассеянности, он, кончив тарелку с простоквашей, выпил стакан сливок, потом наложил варенцу, а, съев последний, принялся за варенье.
"Ну, аппетит!" — невольно подумал итальянец, следя глазами за бароном.
Ольга ничего не ела, продолжая сидеть, опустив глаза. В ней, видимо, происходила какая-то необъяснимая тревога.
— Да что ты, устала со вчерашнего? — опять спросил ее князь.
Она хотела ответить, но губы ее задрожали, и подбородок затрясся.
На этот раз на помощь ей пришел ученый итальянец.
— Княжна, может быть, нездорова? — сказал он на дурном русском языке.
— Ты нездорова? — испуганно переспросил ее князь.
— Да… А впрочем, нет… так… голова…
— Хочешь, Иосиф Александрович принесет тебе капли?
Итальянец, которого собственно звали Джузеппе Торичиоли и который в России привык откликаться на имя Иосифа Александровича, сделал движение встать. На его попечении была домашняя аптека князя.
— Нет, нет, не надо! — поспешно проговорила Ольга и, налив себе стакан воды, выпила его почти залпом.
Благодаря этому происшествию с княжною, за столом сидели недолго. Князь поднялся первым и, когда все встали сейчас же за ним, он уж уходя, в дверях, как бы только что вспомнив, обернулся к Карлу и проговорил улыбаясь:
— А я и забыл сказать тебе, что лошадей не велел тебе закладывать; разве в деревню приезжают гостить на один день? Ты говоришь, у тебя дела в Москве?
Барон смотрел на князя в нерешимости, что ответить ему.
Но Проскуров не дал ему говорить.
— Так дела подождут, — продолжал он, пригибаясь к Карлу и взяв его повыше локтя. — Подождут ведь, а?
— Мне ли не послушаться вас, князь! — ответил барон с таким выражением преданности и покорности, что Андрей Николаевич рассмеялся тихим, радостным смехом и, похлопав гостя по плечу, произнес:
— Ну, ну, хорошо!.. поживем — увидим…
Вслед затем он особенно бодрыми и скорыми шагами направился к себе, насвистывая что-то военное.
В приемной, смежной с кабинетом, князя уже ждали приказчики, бурмистры и конторщики с докладом, но, прежде чем позвать их, Андрей Николаевич велел лакею доложить княжне, что просит ее прийти к себе.
