Но на дороге послышался конский топот, и весь этот шум сейчас же стих, только собаки побежали к воротам.
Издали в поле виден был приближающийся к дому довольно пышный кортеж, состоящий из людей, ехавших верхом и вооруженных. Впереди на хорошей лошади сидел, подбоченясь, статный, видной осанки немолодой мужчина с военной выправкой, в коротком плаще или, вернее, кафтане, вследствие зноя снятом с рук и только наброшенном на плечи. Меч висел у пояса и нож в ножнах, а на седле позади всадника висел украшенный медными гвоздями, искусной выделки молот, заключенный в кожаный мешок. Вслед за ним ехали несколько молодых людей, одинаково одетых и вооруженных; у всех был вид идущих на войну или же возвращавшихся с боя.
Легко можно было понять, что они ехали домой и чужими себя здесь не чувствовали; кони их беспокойно ржали, а сами всадники смотрели по направлению к дому. Однако лицо ехавшего впереди не прояснилось, сохраняя серьезный и задумчивый вид.
Вернувшиеся с поля рабочие, заметив приближающихся, побежали к воротам встречать. В дверях под колоннами стояла та же прекрасная девушка, одетая, как раньше, и улыбалась, а старуха, положившая одну руку на ее плечо, другой все еще придерживала прялку и не отходила от нее.
Ехавший уже издали приветствовал женщин, а они его. Это были его мать и дочь, жены у него уже давно не было.
Хозяин, соскочив у порога, отдал лошадь конюху и, приветствуя мать, а также поглаживая по головке свою дочь, в чем был, вошел в горницу. Обе последовали за ним. И пока он садился за стол, снимая шапку и потирая лоб, старуха принесла полный кувшин питья.
— Пей, сын мой, — сказала она, — в жару это незаменимо, березовый квас лучше всего утоляет жажду… Солнце будто гневалось на нас, жгло весь день немилосердно.
И, посматривая ему в глаза, старуха и молодая, как будто желали угадать его мысли. А он все сидел угрюмый. Мать не посмела допытываться, но девушка была посмелее.
— Как будто не в духе вернулись вы от князя Мешка? — проговорила она. — Не случилось ли чего-нибудь нехорошего?
— А что же могло случиться? — ответил Любонь. — Ничего не случилось… Мешко хочет войны и тоскует, когда ее нет. Дома ему скучно.
Любонь, вздохнув, посмотрел на дочь, которая, сама не зная почему, покраснела под отцовским взглядом. Венок показался ей вдруг тяжелым, она сняла его с головы и вышла в соседнюю комнату. Только после ее ухода старуха приблизилась к сыну и испытующе посмотрела ему в глаза.
