— Ой, Дениска, — качает головой директор, — собрание акционеров ведь скоро!
Денис подкладывает под его ноги пуфик.
— И не говорите, Тихон Спиридонович! Вот вам беспокойство-то!
— Беспокойство, беспокойство. Ночами не сплю, кусок в горло не идет.
— Да не думайте вы о нем!
— Как же о нем не думать, глупое ты существо, — усмехается директор. — Это же главное событие в году!
— И вправду, — корчит тупую мину Денис. — Нельзя о нем не думать. Так значит, надо очень много думать. Очень, очень много, чтобы все детали предусмотреть.
— Вот это разумно, — кивает директор, тяжело вздыхая.
Денис жалостливо смотрит на него.
— Устали, Тихон Спиридонович? Может, ботинки снимете. А я массаж вам сделаю.
Директор приподнимает ладошку и великодушно опускает. Значит, можно. Денис стягивает ботинки и принимается массировать одутловатые директорские ступни.
— Аккуратнее! — морщится Тихон Спиридонович. — Мозоли не повреди.
— Ой, простите.
— Елистратов, директор медико-инструментального, загнал меня вусмерть на этом теннисе. Сволочь. Я уж и так отказывался, и этак — нет, поехали играть. А ему как откажешь? Вместе дела делаем… Он же почти профессионально играет, а из меня какой теннисист? Мало того что проиграл, еще и мозоли натер.
— Да, Тихон Спиридонович, — улыбается директору Денис, — вы — бильярдист!
— Это точно! Вот в следующий раз затащу его на бильярд. Эх, покажу ему Куликово поле!
Денис старается. Круговые движения, спиральные, ромбовидные — лишь бы хорошо любимому директору было.
— Хорошие у тебя пальчики, Дениска, — директор расслабился, глаза его закрыты, лишь губы шевелятся на неподвижном лице. — Да и вообще, исполнительный ты такой. Внимательный. Думаю, далеко пойдешь. По крайней мере, пока ты у меня на хорошем счету.
— Спасибо, Тихон Спиридонович, — улыбается Денис. — Лишь бы предприятию пользу принести.
Из «Батрацкого дома» пришлось съезжать. Не потому, что денег не хватило, атмосфера стала невыносимой. На Максима как на предателя Родины рикши да подсобники оглядывались.
«Забит рабочий человек, — думал он, — унижен. В черном теле народ властители держат, с рождения в босяки записывают. А как появится у такого босяка дерьмовая работенка, он и рад ей до задницы. За три гроша горбатиться согласен и всех, кто ему в этом мешает, во враги записывает. И на рабочих трудно сейчас полагаться. Не в том они состоянии, чтобы бороться за свои права. Слабы и духом, и телом. Вытащили из них жизненную силу, отравили чакру. В окончательное и бесповоротное быдло превратили».
