Жертва вечерняя | страница 20
Я совсем растерялась. Чувствую: в виски бьет, в глазах позеленело. Девчонка, как есть, деревенская девчонка!
Сижу и смотрю на нее. Как она хороша! Какая турнюра, руки точно из мрамора. Глаза, правда, подкрашены, да кто же нынче не красится? Шея прелестная. Два, три крупных брильянта; ничего больше. Домино облито тысячными кружевами.
— Beau masque, — прохрипел итальянец (я теперь знаю, что это итальянец), — est tu muette?[47]
Clémence протянула мне руку и очень мило улыбнулась.
— Un renseignement ou un service?[48] — спросила она. Первая моя робость скоро прошла.
Я заговорила с ней о Домбровиче. Не знаю уж почему, я схватилась за него; но так вышло. Я сочинила, разумеется, целую историю: будто я его знала когда-то за границей и теперь увидала около нее, в маскараде…
Clémence рассмеялась.
— Si tu me jalouses, — сказала она мне, все с той же милой и даже скромной улыбкой, — tu as tort. Il n'est que mon ami![49]
Итальянец расхохотался.
Clémence указала веером на партер:
— Dombrovitz est bien au-dessus de tous ces petits crevés.[50]
Презирает она, не меньше меня, наших уродов.
— Attends, — продолжала она, — il va rentrer. Nous allons souper. Veux-tu?[51]
Я отрицательно покачала головой.
— Quelle saleté de bal, — выговорила Clémence, ни к кому собственно не обращаясь и немного зевнув.- Pas de cour, pas de gens bien.[52]
Все это сказано было таким тоном, хоть бы в любую "раззолоченную гостиную", как выражается Домбрович. Ее духи приятно раздражали меня. Ее манеры, голос, интонация… как бы сказать… m'enivraient.[53] Да, это настоящее слово!
Она вовсе не стала допытываться, зачем я подошла к ней, кто я такая? Я была деревенская барыня из Тамбова; она — светская женщина, каких у нас нет.
Во-первых, она говорила так, как мы не умеем говорить по-французски. Не то чтобы она очень картавила, не то чтоб она употребляла какие-нибудь мудреные слова; но в ее жаргоне есть что-то особенное… ну прелесть, прелесть!
Она любит говорить. На то она и француженка. Я ожидала скабрезных разговоров. Она все только говорит о дворе, знает всю подноготную, разные новости о высшей администрации, о посольствах. Этих разных секретарей посольства — она их ни во что не ставит. А уж о барынях и говорить нечего. Она нас так знает и так смеется над нами, что просто восхищение! И все это без малейшей зависти.
Она говорит как равная. Да и чему ей завидовать? Мужчины, правда, не смеют входить к ним в ложи. Это только особый genre; зато в коридоре стоит целая толпа; а к нам в кои-то веки кто-нибудь забредет.