Там он не оправдывался, а громил пошлость и нравственное вырождение в своих якобы товарищах. И его поддерживало меньшинство смело и сильно; но из этого вышла общая схватка, галденье, чуть не рукопашная.
И зачинщик в глазах начальства — не кто иной, как он — Иван Заплатин.
Даже и то, что его поддержало самое лучшее меньшинство, не утешает его, не может снять с души
"оскомины", тошного и подавляющего чувства.
Хочется очутиться за тысячи верст от всего этого. Если б не эта надвигающаяся болезнь, он собрал бы свои пожитки и поехал искать Шибаева туда, в Гуслицы.
Хорошенько он не знал, одно ли это селение или целая местность. В сто раз лучше быть простым нарядчиком. Но в нарядчики тебя сразу не возьмут. Твое римское право и все другие премудрости там не нужны!
Видно, так было ему на роду написано: кончать банкрутством и как возлюбленному, и как университетскому интеллигенту.
С тех пор как он вернулся с вакаций, он ловит себя на малодушной тоске, оттого что Надя ни одним словом не дала о себе знать. И в его отсутствие не пришло от нее ни записки, ни депеши.
Ничего!
В дверь просунулась голова коридорной девушки.
— Иван Прокофьич! — тихо окликнула она.
— Что надо?
— К вам… гость. Я думала, вы започивали. Можно впустить?
Заплатин сейчас подумал:
"Должно быть — педель?"
— Он в форменной одежде?
— Никак нет. В тулупчике.
— Попросите.
Ни о ком он не подумал из близких знакомых.
Вошел Кантаков — действительно в тулупчике, крытом сукном, и в больших сапогах.
Заплатин обрадовался ему.
— Садитесь… хоть на кровать.
— Нет. Я с морозу… А вы — слышу — третий день изволите валяться.
И только что Кантаков опустился на стул, поодаль от него, как спросил:
— Что за катавасия вышла у вас там, Заплатин? Вы, дружище, выказали себя превосходно. Я знаю все подробности. И вот вы сами убедились в том, какие теперь царят веяния и среди питомцев нашей alma mater. Но неужели вы явитесь козлом отпущения?
— К тому идет.
— Нельзя же так даваться живым в руки! Призывали вас?
— Пока еще нет. Я все равно не пошел бы.
— Это почему?
— Все опостылело, Сергей Павлович, глаза бы мои не глядели. Волчьего паспорта я не боюсь.
— Что вы, дружище!
Кантаков быстро снялся с места и присел на край кровати.
— Мы этого не допустим. Ежели на сходке побурлили и не хотели расходиться…
— Из-за меня. Факт налицо — это во-первых. А вовторых — я зачинщик. На кого я напал? На господчиков, которые держатся расовой вражды.
— Это не резон. Антисемитами в Европе бывают и социалисты и анархисты.
