Родственников она отыскивала. Оказалась какая то глухая старуха с племянницей, хворой девицей. С ними была бы нестерпимая тоска жить в одной квартире, да и комнаты у них свободной нет. В общежитии не сразу найдешь вакансию; а если бы и нашлась — тоже не особенная сладость.
Гимназисткой она жила у дальних родных отца, на полной воле; а дома, при отце, и подавно.
Хозяйка вот этих комнат — тоже что-то вроде интерната
— уже внушала ей, что позднее восьми часов вечера не рекомендует принимать гостей мужского пола, "особливо господ студентов".
А вчера Ваня заходил за ней в исходе осьмого и проводил из ресторана поздно, в начале второго. Их впускал швейцар. Он, наверное, доложил хозяйке на счет
"новоприезжей барышни".
И та ей сделает внушение.
Комната — неважная, узкая, на двор; еле-еле нашлось места для ее вещей. Хорошо, что она привезла свои подушки, белье и одеяло. Все это от хозяйки очень скудное. Так же и еда. Столоваться обязательно тут же. Одного обеда — мало. К вечеру начинает "подводить".
Вчера она еще могла пойти поужинать со студентом в гостиницу, где было много народу, — "под машину"; а когда поступит в курсистки — этого уже нельзя будет себе позволить.
Еще менее — жить в одних номерах, как она мечтала у себя еще не так давно, и Ваня повторял тогда, что это можно будет устроить.
Теперь выходит не совсем так.
И вообще, она ожидала, что Ваня здесь, в Москве, "развернется вовсю". Она имела повод считать его настоящим студенческим вожаком.
А ему как будто не по себе. Совсем у него не такой вид, какого она ждала.
Разумеется, он очень обрадовался, много целовал ее, был даже особенно нежен.
Но в нем нет яркого подъема духа, хотя он ни на что еще не жаловался. Дела его идут хорошо. У него есть частная литературная работа, и он очень доволен тем, что «просуществует» на свой счет всю зиму и внесет за себя, за второе полугодие, из собственных денег.
А она? Бедный ее «папа» души в ней не чает и все свои «копеечки» собрал, чтобы снарядить ее… Когда она будет в силах сама себя поддерживать?
Печататься в газетах, искать уроков?.. Сотни их жаждут того же. Если и перепадет что-нибудь насчет переводов, так от Вани. Да и не знает она достаточно хорошо ни французского, ни немецкого, — даром что получала по пяти. Читать может французские книжки; но немецкие — труднее; да и самой надо владеть русским слогом, и не так, как годится для сочинений в гимназии.
Все это Надя Синицына перебирала в своей живописной голове, пока умывалась и приводила себя в порядок. Ваня хотел быть тотчас после десяти. Она напоит его чаем.
