Понемногу, за мытьём полов и разговорами, мы добрались и до лестницы. Поясница у меня разламывалась от боли, руки покраснели от холодной воды и ныли от постоянного выжимания тряпки. Да и в коридоре явно был не курорт. Изо рта при разговоре шёл пар, я продрог так, что даже труд не помогал. Олли же словно не чувствовал холода, и я виду не подавал, что замёрз, хотя время от времени меня охватывала дрожь. А в голове крутилась только одна мысль: «Благословен тот мир, в котором изобрели моющий пылесос и электрообогреватель». Дома мне не приходилось убираться, тем более в таком холодильнике… Хуже некуда! Я в сердцах шваркнул тряпкой об стену и заметил, как нахмурился Олли.
И вдруг увидел её! Такую желанную и манящую. Она стояла в простенке возле окна и притягивала к себе. Такая одинокая, крепкая и деревянная. С отполированной до блеска ручкой. Швабра! Её появление существенно облегчало нашу участь и ускоряло процесс. С криком: «Ура!» я ринулся к ней и схватил пока не поздно… Неожиданно за спиной «дзэнькнуло», словно кто-то стукнул согнутым пальцем по стеклу… И вот в руках у меня уже не бесценная швабра, а тощая веснушчатая девчонка. И ехидно хихикающая к тому же. Позади меня кто-то весело вторил ей, и, обернувшись, я увидел другую девчонку. При этом выпустил первую, и они обе с громким, обидным смехом умчались вверх по лестнице. А мне осталось только смотреть им вслед, раскрыв рот.
— Ничего себе!
Или у меня начались галлюцинации от непривычного положения тела, или это часть изначального бреда.
— Нет! Ты это видел?! — возмущённо воскликнул я.
Олли неторопливо подошёл и констатировал:
— Второкурсницы. Спустились протереть зеркала. На первом этаже самые старые зеркала, вот и отправляют второй курс. Девчонки пошутить решили. И всего-то.
Он оглянулся.
— Понятно. Никогда не трогай то, что находится перед зеркалом.
— Зеркалом?
И тут только я обратил внимание на очевидный факт. На то, что давно заметил, но не придавал значения. В коридоре висели зеркала. Большие, прямоугольные и старые, в громоздких растрескавшихся рамах. Некоторые из них выглядели совсем древними — тусклые, мутные, желтоватые, кое-где взявшиеся волнами и покрытые чёрными точками. Я не понял, что он имел в виду, поэтому пожал плечами и спросил:
— Почему?
— Ну ты даёшь, парень! — искренне поразился он. — Ты что, первый день на свете живёшь?
В каком-то смысле так оно и было. Но я мог только промолчать или помычать нечто невразумительное:
