Куршевель. Dounhill. Записки тусовщицы | страница 30



«Вот она, горькая проза жизни, – удрученно подумала я. – Кому-то – смертельный риск на опасной трассе, а кому-то дармовое пиво. И ведь никакого понятия о том, что за испытание мне пришлось преодолеть! Дикие, дикие люди! Дети гор…»

– Дашунь, вставай! – протянул мне уверенную ладонь инструктор. – Нельзя на снегу лежать – застудишься.

– Сама! – гордо сказала я, пытаясь собрать в кучу раскиданные по склону конечности.

Спорщики напряженно затихли.

«Просто вопрос жизни и смерти!» – мстительно подумала я, подтягивая лыжу вместе с ногой. Лыжа зацепилась за палку, палка схлестнулась со второй лыжей, образовалась нешуточная головоломка, и я никак не могла отыскать узелка, за который следовало дернуть. Изящно завалившись на спину, я тут же перекувыркнулась на живот и застыла в позе пикирующей ласточки, лицом в снег, с ногами, задранными выше головы, потому что лыжи снова воткнулись в снег, вознеся мои настрадавшиеся икры и стопы к самым небесам.

Инструктор Витя, не дожидаясь окончания опасного эксперимента, перехватил меня поперек, приподнял, встряхнул и поставил в правильное вертикальное положение.

– Назад на лыжах пойдешь или как? – спросил он.

– Или как, – согласилась я, наблюдая за тем, как один из дебилов лепит на лоб другому родную российскую сотню.

«Черт, – отругала я себя, – стоило за такие копейки так мучаться!» Потом сообразила, что данная купюра изначально предназначалась не мне, и успокоилась.

Путь наверх был славен, но короток. В моей душе пели фанфары и гремели литавры, чудесным образом складываясь в музыку величавого гимна моей исторической родины. Я чувствовала себя на пьедестале почета, самой высшей его ступени, счастливо понимая, что гимн России играют исключительно в мою честь. От гордости – не за себя, за отечество – глаза мои наполнились горячими и благодарными слезами. Вместе с бравурными аккордами и торжественными голосами хора я возносилась на вершину горы, которую покорила только что, позади меня не менее счастливый и гордый тренер нес мои лыжи.

Я шла легко и свободно. Ноги, вызволенные из цементного плена, были послушны и упруги, колени отлично сгибались, руки слаженно вибрировали в такт походке. И главное, ничего нигде не кололо! Я даже специально поерзала бедрами, пытаясь нащупать виновника моего прекрасного полета – тщетно! И тут я поняла, что и импортный Dior, и родная лапчатая птица совершенно ни при чем! Колол и досаждал мне необъяснимый тривиальный страх. Только и всего.