– Света, ты плачешь, потому что мы…
– Нет, – поспешила заверить она. – Просто я плачу… Не знаю почему.
Он рассмеялся и обнял ее, целовал. А ей еще и стыдно. Дело не в том, что на ней и Марате нет ни одной нитки, а просто… потому что стыдно, – так ответила бы Света.
– Не плачь, самое страшное позади, – шептал на ухо Марат. – Света, я тебя люблю…
Через час он одевался, а она лежала.
– Светильда, одевайся, я голоден, как лев. Позавтракаем где-нибудь, заодно пообедаем.
– Ты иди и… подожди меня внизу.
– Что-нибудь не так? – На лице Марата обозначилось беспокойство.
– Все так. Мне чуточку нужно… одеться.
– Через полчаса поднимусь сюда.
Он чмокнул ее в щеку и скрылся за дверью. Света осталась одна. Лежала минут пятнадцать, глядя на фотографии. Резко подскочив, оделась за минуту. Подойдя к снимкам, сказала вслух:
– Папа, я всегда буду помнить тебя. Егор… прости.
И убрала их в сумочку. Последний взгляд – в зеркало. Выдернула рубашку из шорт, завязала на узел под грудью, расстегнула пуговицы до узла. Очень ей идет. И ринулась вниз. Марат ждал на скамье у бассейна, завидев бегущую Свету, раскинул в стороны руки, она повисла на нем и задохнулась: «Какой ужас, я счастлива!!!»
То потрясение, которое испытал Герман, подглядывая за Беллой, выбило его из колеи напрочь. Крыша съехала набекрень, когда заново просмотрел кассету утром, выпроводив глупую и красивую мартышку, не знавшую, что оригинал до сих пор у него. Послав дела к черту, он переписал на чистую кассету опусы Мишки и отвез оригинал его жене Зое. Кассету с «убитыми» эпизодами оставил на видном месте для Беллы, посетовав однажды, что случайно нажал на клавишу и стер.
– Возьми у Михасика, – посоветовала она, невинно глядя на Германа.
– Угу. Впрочем, там смотреть не на что, кроме как на тебя.
Каково? «Возьми у Михасика!» Все ясно? Но Герман хотел удостовериться, не поленился съездить к Мишке, мол, запись полетела, дай опять.
– Да ты знаешь, – почесывал плешивый затылок Михасик, – пацаны мои, видно, напортачили. Глянь, пустая. Я сам не успел посмотреть. Вот заразы!
«Ого! Здесь Белла поработала монументально, – усмехнулся про себя Герман. – От шедевра документального кино остались ошметки, а я ее почти любил». Наврав ей, что уезжает на пару дней, Герман засел за телик и… ни хрена там не увидел! Именно тот факт, что криминала не обнаруживал ни в Белле, ни в окружавших ее людях заставлял его пересматривать эпизоды с ней по сотому кругу. Ведь что-то там есть! Что?
