Самолёт на Кёльн | страница 39
– А об этом уже устарело, кстати, гражданин, чтоб отвечать про такси. Об этом, кстати, уже в газетах обсуждали, что так нельзя отвечать, а надо вести себя культурнее на транспорте.
И началось, и продолжилось все, что бывает, все, что было в битком набитом его троллейбусе.
Но все равно – милая, добрая, милая и добрая товарищ кондуктор!
Ведь вы, может быть, и не знаете, да вы и наверняка не знаете, а он вот теперь никогда больше не будет прислоняться к дверям автотранспорта…
…– Ибо высшая мудрость – осторожность. Поступай как все и как подсказывает твой жизненный опыт, и ты останешься жив до седых волос и умрешь естественной смертью, – понял он.
Ладно. Это еще не все.
Вышел он из троллейбуса. Пуговицы его черные целы, деньги целы. Только вот меховую рукавичку он потерял. Ой-ой-ой! Идет на работу, а сам горюет: «Ведь уж какая замечательная была рукавичка: снаружи – кожа, внутри – мех. Теплая. Жаркая. Пропаду я на таких морозах, ведь морозы такие, что плюнешь в кого, а ему не только обидно, но еще и больно, потому что плевок на лету превращается в лед. Прощай, моя бедная рукавичка! Замерзну теперь, как пес. Будет у меня гангрена на правой руке, и к весне у меня мою правую руку отнимут…»
Задумался, загоревал. Идет на работу, а сам горюет. Вдруг крик:
– Стой-ка, касатик!..
И бабушка, ему неизвестная, к нему сквозь зимние сугробы спешит:
– Ты, голубчик, куда быстро путь держишь?
Хотел он поперву ей какую-нибудь гадость, бабушке, сообщить, но так, чтобы она не поняла, вроде «на кладбище» или «в баню», гадость хотел, потому что очень жалко ему было рукавичку, но сдержался и кротко сказал седым волосам:
– На производство, мать, куда еще?
– По этой-то тропиночке и дальше пойдешь? – Щеки, веки в красных жилочках, слезы выступили у старушки – из-за ветра, из-за старости, из-за непонятной заботы о нем.
– По этой, мамаша, по этой, дурачков мало нынче – по сугробам шастать…
– А водочку-то уже пил сегодня, нет?
– Я, старая, капли в рот не беру. Ни водки, ни вина, ни пива, ни коньяку – ничего не пью, ничего не употребляю.
– Истина?
– Совершенная. Печень у меня, бабуля.
– Ну и Христос тогда с тобой, ступай тогда дальше, голубь, – сухо заявила старушка и хотела нырнуть обратно в сугробы.
Тут уж он обозлился, озверел, хвать ее за полу. Пытает:
– Ты зачем же это мне, старуха, мозги крутила?
– А и не крутила, а вовсе хотела тебя сберечь, – с достоинством отвечала старушка, – вона видишь, что впереди?