Ради большой любви | страница 95



Малика подстригла Тетриса под Князева, нанесла обесцвечивающую краску на волосы, козлиную бородку он пошел сбривать в ванную, откуда вернулся мрачный Князев. Чемергеса Бомбей отправил мыть посуду, сам же химик развалился на диване перед телевизором, «полируя» водку пивом.

Маля приняла душ наверху, в комнате нанесла крем на кожу, после чего обернула полотенце вокруг тела и вышла на балкон.

Ночь. Тишина. Отсветы редких огней мерцали вдали, звезд не было, собственно, Малику все это не занимало, она грустила. Положив руки на балюстраду, опустила на них голову, согнувшись, и так стояла, думая о дне, который приближался и пугал. Рядом кто-то встал, коснувшись ее плечом, Малика повернула голову – Князев. Он курил, глядя перед собой, потом спросил:

– Волнуешься или меня боишься?

– Волнуюсь, как все выйдет. А ты?

– Я не волнуюсь. Малика…

– У меня нормальная жизнь, – вдруг прервала его она, выпрямившись. – Я всем довольна и не хочу ничего менять.

Князев облокотился на перила, смотрел на нее с улыбкой кота и чуть вызывающе. Отбросив сигарету, он тоже выпрямился:

– Себя уговариваешь или меня?

– Тебя.

– Зря стараешься. Меня не остановит ни твой муж, ни урки, которые приказали тебе меня убить, ни ты. Все ясно?

Не дав ей опомниться и сообразить, что ответить на это наглое заявление, он взял ее за плечи и повернул к себе. Маля вертела головой, не позволяя ему поцеловать себя в губы, а он даже не пытался это сделать, выжидал, пока ей не надоест. Но Малика все же не отталкивала нахала, что его убедило: она с собой борется, а не с ним. Наконец она наклонила голову, уперлась лбом в его грудь и отчаянно сказала:

– Князев, я твоей игрушкой не буду.

– Угу, – гладя ее по обнаженным плечам, произнес он.

– Я не буду одной из твоих подпольных баб.

– Угу. – И он коснулся губами ее плеча, потом шеи.

– Что «угу»? – подняла Малика голову.

– Не будешь, – шепотом сказал Князев у самых ее губ.

Потом был поцелуй. Не тот, когда одна сторона не хочет, а другая настаивает. Поцелуй был обоюдным, многообещающим, чарующим. Без кокетливого стеснения, лукавого смущения, без игры, которую ведут начинающие. Как будто оба вылупились из коконов, стали собой и наконец смогли соединиться. Прервал поцелуй сиплый голос Чемергеса:

– Чего шумите?.. Ой. Я… это… нечаянно…

– Ты вовремя, дядя Костя. – Маля ушла в комнату.

Павел Павлович повернулся к бомжу со свирепой физиономией истинного Фредди Крюгера, отчего тот попятился:

– Я… это… ухожу, едрить твою в качель. Все. Ушел.